"Галина Щербакова. Ангел Мертвого озера" - читать интересную книгу автора

Кисин.
Великая спасительница - домашняя работа. Ко мне придут люди, и мне
надлежит накрыть стол. Я не вовлекаю в этот процесс мужа, не зову на помощь
дочь. Они у меня вне быта, а мероприятие, которое грядет, может их
повергнуть только в недоумение. И мне придется перед ними оправдываться,
лишний раз демонстрируя свою несвободу от них. Хотя можно ли быть свободным
от тех, кого любишь? И нужно ли? Комплексов выше головы. Ну что ж...
Поперебираю их, любезных... Ком-компле-комплексу-комплексушечки мои
родненькие. Их, как родинок на моем теле. Родинки - это, говорят, к
счастью... Ну-ну...
Ночью во сне ко мне пришла Вера. Та, молодая, что сказала мне когда-то,
как завидует моему отъезду. Она была в прошлом времени, я в своем, в котором
ее уже не было. Мы с ней стояли у лифта, я приглашала ее зайти, одновременно
беспокоясь, правильно ли звать в дом мертвую. Но Вера сказала - нет, она
торопится, просто хотела спросить, помню ли я акацию на могиле ее бабушки.
"Еще бы!" - сказала я. - "Дело в том, что дерева уже нет, там теперь
гаражи". - "Я так давно не была в тех местах", - ответила я. "Я до сих пор
тоже", - сказала она.
Она вошла в лифт, и он сразу стал спускаться с открытыми дверями, и я
видела уходящую вниз выстриженную светлую макушку со следами от кровавых
бинтов.
- Вера! - крикнула я ей вниз.
Но дверь с клацаньем сомкнулась, и я проснулась. Во рту был вкус
акации - мы в детстве любили ее есть, но никогда она не была соленой,
поедание акации было сладким весельем, а сейчас я солоно плакала, уткнувшись
в подушку.

Бомба

Плоть не беспокоила Ивана Ивановича уже с сорока лет. Вернее, с
тридцати девяти с половиной. Он январский, а на майские праздники, те, что
до января, а не после, плоть себя не оказала. Гуляли у соседей, тогда жили в
коммуналке на Каляевской, потом пошли спать. Дочка уже сопела за гардеробом,
стоящим поперек комнаты, но в старых квартирах в комнатах случалось по два
окна, так что нельзя сказать, что дочь спала за гардеробом, как какая-нибудь
домработница, нет, у нее было окно и как бы своя комната. Жена разделась и
легла на кровать на спину, чуть приподняв ночнушку, чтобы он видел ее
кучерявость, хотя лампа в ночнике на сорок ватт, но расстояние совсем
близкое, в протянутую руку.
Он спал у стены, и пока перешагивал телом жену, увидел этот ее трюк с
рубашкой, и, странное дело, он ее возненавидел. Сразу вот так, на секунду
зависнув над лежащей, он испытал острое негодование против женщины с тонкими
синими после родов ниточками на бедрах, с этим черным подлеском в середине.
Он плюхнулся на свою половину и резко повернулся спиной к жене. Та
засопела - обиделась, он же на всякий случай сверил рукой состояние гнева в
голове с тем, что у него жило внутри его кучерявости. Плоть как бы спала,
такая родная и целомудренная мягкостью своей плоть. А за спиной ворочалась
женщина, тыкалась в его спину грудями, и это было уже сверх. Он почти влип в
стенку, стал плоским и холодным, и, конечно, она отстала. Ну, а так, чтоб
сказать или спросить, это у них не было заведено.