"Жак Шессе. Людоед" - читать интересную книгу автора

был закрыт, и юноша грустно бродил вокруг ее дома, среди куч песка и
цемента, рядом с портом, под нещадно палившим солнцем.
К семи часам вечера он наконец увидел Лилиану, возвращавшуюся домой, и
бросился к ней, но она живо проскочила мимо него в коридор и почти
побежала, хотя он кричал ей:
- Лилиана, Лилиана, подожди меня!
Все же она обернулась, и он встретил ее взгляд, печальный и
пристыженный. Но это он осознал много позже, перебирая в памяти все их
мимолетные встречи, гримаски, взгляды и умолчания Лилианы. А тогда...
- Лилиана!
В ответ молчание. И эти глаза. Жалость и сожаление во взгляде. Входная
дверь осталась распахнутой, и вечернее солнце залило прохладный коридор.
Лилиана стоит на ступеньке в волнах безжалостно яркого света, ее грудь
колышется под полотном блузки, загорелые голые ноги блестят...
Отвернувшись, она исчезает в тени, и Жан Кальме слышит, как она взбегает по
лестнице. Хлопает дверь. Кошмар. Он выходит на жаркую улицу, ничего не видя
вокруг - слезы застилают ему глаза, - и бредет берегом озера обратно в
"Тополя".
В последующие дни она все так же упорно избегала его. В "Тополях" он
сталкивался с ней по утрам на пороге дома или в передней; иногда ее голова
внезапно появлялась в одном из окон приемной или кабинета доктора, когда
Жан Кальме безуспешно пытался читать, сидя в саду; боязливо взглянув на
него, девушка неловко кивала, окно тотчас затворялось, и Лилиана исчезала
за поблескивающими стеклами. Так прошел месяц. Месяц отчаяния,
месяц.сомнений и терзаний. Жан Кальме утратил сон и аппетит. Замечая
Лилиану в глубине коридора, он, в свой черед, старался укрыться за
поворотом, как будто стыдился собственной неуклюжести, не позволявшей ему
смело подойти к ней. Он прятался от Лилианы. Он жестоко страдал. Но
страдание это стало еще острее и глубже, когда он наконец узнал мерзкую
правду.
Это случилось погожим осенним днем. Близился вечер, прием больных
должен был закончиться, а Жану Кальме понадобился словарь, стоявший в
кабинете доктора. Спустившись на первый этаж, он осторожно постучал -
дважды, как всегда, - в дверь, подождал несколько секунд, затем вошел.
Смотровая комната была пуста. Он рассеянно прошел по коридору, толкнул
дверь кабинета, и его словно громом ударило: Лилиана с обнаженной грудью
прильнула к доктору, который жадно целовал ее в губы. Плечи, торс, голые
груди Лилианы матово поблескивали в закатном солнце; она испуганно
обернулась, и Жан Кальме впервые увидел соски тяжелых упругих грудей
девушки. Доктор дышал хрипло, со свистом. Никто не шевелился.
В гробовой тишине пролетело несколько мгновений. Потом Жан Кальме
отступил на шаг и прикрыл дверь. У него кружилась голова. Секунда. Две
секунды.
- Дерьмо! - взревел доктор за дверью.
Жан Кальме бросился наверх, заперся в своей комнате и рухнул на стул.
С тех пор прошло двадцать лет. Ему тогда было девятнадцать, и он должен был
перейти на второй семестр филологического факультета. Двадцать лет... а
стыд, печаль и чувство унижения до сих пор так и не угасли. Он вспоминал,
как недвижно скорчился тогда на стуле, не в силах говорить или плакать.
Лилиана... обнаженная, в ослепительном солнечном свете. И его отец,