"Жак Шессе. Людоед" - читать интересную книгу автора

несокрушимое здоровье ребят; он восхищенно любовался их стройными телами,
золотистой матовой кожей, ясными глазами. Точно так же его зачаровывали
собственные ученики: их красота, их бодрая, веселая звериная энергия на
каждом уроке оказывали на него таинственно-благотворное действие. Они
непрерывно двигались. Они сморкались в бумажные платки и швыряли их под
парты. Они то и дело прокашливались и беззастенчиво чесались. Они с дикими
воплями носились по школьному двору. Они организовывали демонстрации по
любому поводу - за мир во Вьетнаме, против израильских рейдов в Иордании,
за сексуальную свободу, против Голды Меир и Никсона, в знак протеста против
смерти Амилькара Кабрала. Они под проливным дождем распространяли листовки,
размноженные на ротаторе, носили по улицам противоатомные лозунги в ледяной
холод, скандировали экуменические призывы под снегопадом, а потом сражались
в снежки, горстями совали талый снег друг другу в лицо и за шиворот,
прибегали в класс и валились на парты, как веселые усталые щенята.
Жан Кальме улыбался, сам того не замечая. Поток молодых людей
по-прежнему катился мимо него, золотые и красные огни витрин играли бликами
на их волосах и зубах, на пряжках ремней и блестящей мишуре украшений. Жана
Кальме переполнял восторг. Всем своим существом он впитывал жаркое тепло,
исходившее от этих юношей и девушек. Их кровь словно переливалась в его
жилы пьянящим любовным напитком. Он был взбудоражен до предела.
Он начал смеяться. Их глаза воспламенили его собственный взгляд. Их
дыхание наполнило его легкие. В юношах бурлили, искали выхода жизненные
соки. Девушки исходили чудесной влагой. И Жан Кальме упивался, питался,
вдохновлялся животворной силой этого буйного племени. Он вспоминал себя в
классе, после урока, когда ученики тесной гурьбой собирались вокруг
кафедры, одолевая его вопросами, а потом сопровождали в кафе "Епархия", где
вся компания проводила перемены за кофе и рогаликами, среди шума и гвалта;
затем ребята вместе с Жаном Кальме возвращались в гимназию, провожая его до
самой учительской, куда он заходил как можно реже, лишь по необходимости,
стараясь избегать общества коллег, которых не уважал и рассматривал как
надсмотрщиков, состоявших, в свою очередь, под отцовским попечением
главного надсмотрщика - директора; он боялся встреч с этим человеком. При
виде его Жан Кальме неизменно чувствовал себя виноватым, уличенным
преступником... Зато мальчишки и девчонки из его класса, беззаботные,
жизнерадостные, исцеляли его от тайных страхов, делились своей юной
победной силой.
Семь часов.
Долго еще Жан Кальме стоял на этом тротуаре, восторгаясь и мечтая.
Поток молодежи мало-помалу редел, оживление сменялось солидной тишиной
богатой буржуазной улицы, где вновь царили модные лавки и сверкающие
ювелирные витрины. Наконец Жан Кальме очнулся и пошел в "Сити", где съел
пиццу, выпил кьянти и спокойно посидел за газетами. В одиночестве? О, нет!
Шествие красивых детей все еще грело его душу. А урна была официально,
муниципально, законопослушно и надежно укрыта за крепкой решеткой
колумбария.
Так что, в конечном счете, порядок восторжествовал, и теперь можно
привыкать к новой, счастливой и спокойной жизни. Зима обещала быть мягкой и
долгой. Жану Кальме представилась лиса или ласка - дикий, непокорный зверек
в глубине своей теплой норы, под толстым покровом снега, что падает и
падает на дома и деревья. В долинах задымили печные трубы.