"Жак Шессе. Людоед" - читать интересную книгу автора

На следующее утро он прогуливался по берегу озера. Его слегка мутило
от тлетворной мягкости земли, разогретой зимним, но ярким солнцем. В садах
цвела мимоза. Сквозь теплые, слегка запотевшие стекла оранжерей виднелись
гвоздики, бегонии, цикламены - красноватые пятна, пугающе похожие на
окровавленные комки ваты, которую прижимали к порезу. Пальмы гордо высились
под синими небесами, среди елей и оголенных платанов. По аллеям неспешно
прохаживались гуляющие. На набережной Лютри посетители кафе уже пили
аперитивы на открытых террасах, и женщины призывно улыбались пухлыми,
сочными губами, какие бывают у них по весне.
Проведя несколько дней в "Тополях", у матери, Жан Кальме вернулся
пешком в Лозанну.
По дороге он размышлял о старом доме, укрытом под сенью деревьев.
Какая тишь царила сегодня в просторной, залитой солнцем комнате, где его
мать теперь одиноко проводит дни между часами в высоком футляре и озером,
мерцающим у савойского берега. Его пронзила нежная жалость к маленькой
серой женщине, убитой горем и растерянной, которая неслышно, как мышка,
семенила от кухни к своему креслу, осторожно наливала себе чай и грызла
соленую соломку, извиняясь за звук: ох уж эта новая искусственная челюсть,
никак к ней не приспособиться!
Он никогда доселе не знал ее, эту женщину. И до чего же ему теперь
было жаль ее! Она ведь также - нет, куда больше, чем другие! - страдала от
гнета тирана, который сломал, изничтожил ее. Она молчала об этом. Но ее
скорбная улыбка о многом говорила. Ни разу в жизни она не пожаловалась на
доктора, который ушел, бросив ее опустошенной, как город после вражеского
набега, И теперь у нее остались только альбомы со старыми фотографиями.
Она не плакала. Просто сидела в своем кресле, с альбомом на коленях,
устремив застывший взгляд в окно, где ей виделось не настоящее, а призраки,
населявшие ее прошлое. Жалкая судьба одинокой самаритянки. Сестра
милосердия, забытая в дальнем углу покинутого госпиталя. В эту минуту на
Лютри спускались сумерки, и она, верно, сидела на своем обычном месте,
перед остывшим чайником, под бьющими в глаза лучами закатного солнца, слепо
глядя перед собой. Мадам Жанна Эме Кальме, урожденная Росье. Она родилась в
деревенском захолустье у подножия Юра, служила на фермах, затем, покинув
луга и коровники, стала служить его отцу. Жанна, мои очки! Жанна, мой
саквояж! Моя трость! Мой кофе! Эти чертовы дети - ты даже не способна их
воспитать как следует! Это чертова стряпня - не надейся, что я приду
обедать. Но жди меня. Ты для того и существуешь, чтобы ждать меня, Жанна.
Твои руки мешали суп, жарили мясо, открывали бутылку вина, а я не
приду. Куда захочу, туда и отправлюсь. Здесь я хозяин. Здесь я вскрываю
животы, копаюсь в кишках, режу и зашиваю. Здесь я угрожаю, утешаю, врачую,
подаю надежду, бодрствую, чтобы преградить доступ смерти. И пока я здесь,
она не осмелится войти, бедняга! Стоит мне появиться, как она отступает,
уползает в свою нору! А я режу и сшиваю, щупаю и вправляю, вырываю и
приставляю, я неутомимый солдат, наемник, легионер здоровья; эй ты, старуха
с косой, убирайся прочь, я тебя не боюсь! А вы, нытики злосчастные,
оставьте меня в покое с вашими гонорарами и жалобными взглядами, тут я
командую, я распоряжаюсь, я воюю со смертью, а ваше дело - ждать меня и
слушаться беспрекословно. Жанна собирает со стола нетронутые блюда и в
одиночестве ложится в широкую постель. Жанна проводит лето в ожидании
доктора, который воюет со смертью Бог знает где. Дети возвращаются домой и