"Жак Шессе. Лучшее в моей жизни ("Двойник святого") " - читать интересную книгу автора

птичьи потасовки, истошно кричали, сидели на балконной решетке - их было
видно с дорожки, ведущей к дому от свалки, названной местными жителями
пустырем. Это были кучи железа, наваленного вдоль озера.
- А что же сама девица?
- Девица? А ничего. Молчок, и все тут: ничего не видела, ничего не
слышала. Видать, ей было привычно общаться с полицией, научилась у себя на
родине, в общем, из нее не вытянули ни слова. Под конец полицейские приняли
ее за полоумную. Того-то ей и надо было. Словом, со стороны девицы никаких
проблем. Кроме того, продолжать ее расспрашивать означало бы усложнить
отношения с Красным Крестом, консульством, службами перемещенных лиц. Ее
оставили в покое. Директора же поддерживали вроде бы государственные
структуры и масоны. Да и старушка не была сама невинность - в свое время
замечена в деле совращения несовершеннолетних. Опасно во всеуслышание
заявить, что несчастная беженка угодила в ловушку. Расследование было
приостановлено.
Но не для меня, и вольера, как все называли дом умершей, стала для меня
точкой притяжения с момента моего приезда в город. Сперва я расспрашивал
тех, у кого было желание рассказать о том, как было дело. Их было немало. В
основном женщины, любящие почесать язык, ни одна из них не верила в
несчастный случай. Первые несколько недель я дожидался вечера, чтобы
отправиться к дому и побродить вокруг, затем стал приходить туда днем, не
предпринимая никаких предосторожностей и не боясь, что меня увидят. Я
попросил показать мне место падения: травяной покров в этом месте был
поврежден, имелось некое пятно - красноватое, с оранжево-охряной каймой по
краям: похоже было на то, что вышивку намочили и выставили сохнуть на
солнце. Трава в этом месте расти перестала, тогда как по всему саду просто
буйствовала. Но более всего меня притягивала, интриговала свобода,
предоставленная всем этим птицам в четырехэтажном доме. Поскольку было
непонятно, как следует поступить с ними после смерти их хозяйки, на время
расследования все оставили как есть, и пока вопрос решался,
представительница Общества защиты животных дважды в день наведывалась
кормить их и убирать за ними: птичьи экскременты в больших количествах
накапливались у подножий сухих деревцов, кронштейнов, под нитями, натянутыми
хозяйкой для своих питомцев, под жердочками. К концу первой же недели я
убедил представительницу Общества позволить мне взглянуть на птиц. Этаж за
этажом поднимались мы по лестнице в вихре крыльев, среди прикосновений
множества легких оперенных тел, среди щебета, клекота, протестующего
квохтанья и мелодичных рулад. Я прямо опьянел от счастья, словно давно ждал
этого погружения в гущу пернатых, заслуженного возведения в некий сан в
изящном и лихорадочном мире, неведомом мне еще несколько дней назад и вот,
наконец, открывшемся для меня.
Особенно удивительным был третий этаж: не потому ли, что именно оттуда
выпала старуха и именно там была каморка без окон в конце узкого коридора
для юной постоялицы, где птицы вряд ли оставляли ее в покое? Здесь тоже было
полно клеток и домиков, устроенных старухой для своих самых больших любимиц:
голубок. Они безраздельно царили на этом этаже, да им было и спокойнее в
отведенном специально для них месте. Были тут и турецкие особи с янтарными
воротничками, и белые самочки, и розовато-оранжевые - с таким ласковым
нравом, что это делало проклятие, издавна висевшее над этим домом, еще более
страшным.