"Иван Михайлович Шевцов. Соколы (очерки)" - читать интересную книгу автора

На другой день я был в мастерской Герасимова, картину (композицию) он
действительно переделал, она стала намного лучше, собранней, стройней.
-Ну, милый, если ты одобряешь, то завтра начну работать. Благослови
меня. Я ценю твои советы: ты льстить не умеешь. Только вот назвать ее как?
-Назовите "Выстрел в народ".
-А что? Пожалуй, так и назову.
2 марта 1960 года часов в восемь вечера он приехал ко мне внезапно, без
предварительного телефонного звонка, веселый, бодрый, возбужденный, в
парадном костюме. Я сразу догадался: с какого-то торжества, и решил, что от
Н.В. Томского, которому в этот день присвоили звание Народного художника
СССР. Но я ошибся: оказывается он был на юбилейном вечере художника Ф.А.
Модорова. Там, по его словам, он выступил с "жесткой речью", в которой
говорил об интервенции в советское искусство западного модерна. "До чего
дожили: Сарьяна в гении произвели. Черт-те что!" Сарьяна он не считал
крупным художником, и раздраженно говорил об опусах так называемых
"авангардистов": "Все засарьянили". Я вспомнил эпизод, когда однажды с
художником-академиком А.И. Лактионовым мы ходили по Манежу, где была
развернута какая-то Всесоюзная выставка, и вдруг остановились в небольшом
отсеке, где была вывешена дюжина одинаковых по почерку картин. "Смотри,
Сарьяну целый отсек отвели", - сказал Лактионов, бегло взглянул на картины.
Я подошел поближе и прочитал этикетки. Оказалось, что только один этюд
принадлежал кисти Сарьяна. Все остальные - другим авторам, начиная с
Асламадзяна. Совсем нетрудно было писать под "гения", в палитре которого
было всего три-четыре цвета.
За чаем Александр Михайлович много говорил, рассказывал о своей встрече
со Сталиным. В начале 30-х годов К.Е Ворошилов пригласил его и еще двух
художников - Иссака Бродского и Евгения Кацмана на дачу к Сталину. Играли в
городки, пили вино и говорили об искусстве. Обстановка была непринужденная.
За ужином Сталин поднял тост "за великий русский народ!". Герасимов,
посмотрел на Бродского и Кацмана, поправил: "За


288

народы Советского Союза". Сталин ухмыльнулся и обронил: "И вы тоже
дипломатничаете. Я пью за великий русский народ. Я как-то сказал Владимиру
Ильичу: если дрогнет русский народ, дело революции погибнет".
Вспоминая эти слова сегодня, я подумал: а ведь дрогнул русский народ.
Впрочем, в этом я не совсем уверен, - может, еще опомнится, очнется от
телегазетного дурмана.
В этот вечер Александр Михайлович был в приподнятом настроении, хотел
слушать музыку. Я поставил диск с хором Свешникова- русские народные песни.
Потом Шаляпина. Он слушал проникновенно, со слезой. Когда закончилась
музыка, он стал читать стихи А. Кольцова и А.К.Толстого В 80 лет он обладал
завидной памятью. Через день, т.е. 4 марта с ним случился сердечный приступ.
В 12 часов дня я был у него дома и вместе с врачом Н.А.Ющенко уговаривал его
лечь в больницу. Он сопротивлялся, говорил, что не успеет закончить к
выставке картину. И все же на другой день его увезли в Кремлевскую больницу.
Весенним апрельским вечером 1961 года он заехал ко мне и пригласил
поехать к художнику-граверу Н.В.Синицыну. В машине всю дорогу вслух повторял