"Лидия Шевякова. Дуэт " - читать интересную книгу автора

полными канадского ячменя. Через 20 минут, когда ночь уже полностью
завладела морем и сушей, на "Нахимов" с берегового поста передали, что
"Васев" предупрежден о выходе лайнера и пропустит его в море. Еще через 10
минут "Нахимов" прошел ворота порта и лег на курс в открытое море.
Отдыхающие, налюбовавшись огнями Новороссийска, потянулись с палуб вниз, в
многочисленные салоны и бары.
А Герману с Анной надоело разглядывать в бинокль огни портовых кранов,
теплоходов и прогулочных катеров, они полулежали на сухой, выжженной солнцем
теплой земле и любовались на ночное звездное небо. Герман стал насвистывать
какую-то сложную повторяющуюся мелодию, и Анна с удивлением распознала в ней
музыкальную фразу из когда-то разучиваемого ими дуэта Сенты и Летучего
Голландца. Герман насвистывал Вагнера! Он виртуозно просвистел за весь
оркестр вступление, выдержал тактовую паузу и вдруг приглушенно запел:
- Как много лет скитаюсь я по мо-о-о-рю. Изгна-а-ан-ником. Но видеть
раньше мне не прих-о-о-ди-и-лось таких прекрасных лиц, как ваше, А-а-нн-а-а.
Его голос звучал немного хрипло, но по-прежнему прекрасно. Живые звуки
летней южной ночи, плеск волн далеко внизу, в темноте, и стрекот цикад нежно
сплетались с его бархатистым тембром в единое целое. Здесь, в лоне этой
жаркой ночи, его голос не был таким торжествующе мощным, как в
консерваторском зале, а скорее вкрадчивым и покорно льнущим к ногам. Звуки
этого голоса ласкали крылья ночных бабочек, баюкали рыб в морской колыбели и
обвивали ночным легким бризом пассажиров на палубе "Адмирала Нахимова".
Но слушателей оказалось немного, пожилые пассажиры отправились спать, а
молодежь отрывалась на дискотеке. Там, среди вспышек заботливо
смонтированной Германом персональной светомузыкальной установки, давно шли
буйные пляски. Капитан "Нахимова" Марков, проинструктировав вахтенного
помощника, покинул капитанский мостик и спустился вниз посмотреть, как
развлекаются пассажиры. А в это время на свой капитанский мостик поднялся
капитан "Васева" Ткаченко, оглядел неспокойную морскую твердь, мелкую
россыпь огней на горизонте и не торопясь еще раз дал подтверждение на
лайнер, что готов его пропустить. Корабли разделяло всего тринадцать
километров. Волнение на море усилилось до трех баллов, но видимость
оставалась приличной - километров на десять вокруг было видно все.
Через 5 минут, в 23.00, "Нахимов" вышел из акватории порта и, получив
заверения сухогруза о любви и дружбе, мощно устремился в открытое море. О
чем думал все это время капитан Ткаченко, мы не узнаем никогда. Может быть,
он засмотрелся на звездное небо и увидел там несущегося по небесным волнам
"Летучего голландца", вызванного пением Германа из небытия? Кто знает?.. Но
скорее всего не Герман выманил злобный призрак из глубин преисподней, наш
герой своим чутким нутром только угадал и озвучил его близкое присутствие.
Так или иначе, очнувшись от наваждения, капитан сухогруза увидел прямо перед
собой стройный силуэт лайнера, побледнел как полотно и торопливо дал слишком
запоздалую команду уменьшить ход до среднего, а затем до малого и, уже
сорвавшись на крик, взвыл: "Стоп машина!" Однако было поздно. Суда теперь
разделяли всего два километра, и они неслись навстречу друг другу, почти не
меняя скорости.
В 23.10 капитан Ткаченко в отчаянии скомандовал "полный назад" и
положил руль "право на борт", но сухогруз, словно ведомый бестрепетной
дланью рока, упорно продолжал двигаться вперед.
Через минуту, в 23.11, штурман на "Нахимове", бессмысленно таращивший