"Сергей Шхиян. Волчья сыть ("Бригадир державы" #2) " - читать интересную книгу автора

чтобы не мешать. Руки мои, оставшись не удел, инстинктивно начали
обследовать пленительные закоулки ее тела...
По-моему, лучшее, что создала природа - это женщина. Столько у них
всего такого, приятного на глаз и на ощупь, что хочется увидеть, потрогать,
и куда тянет проникнуть. Причем все такое нежное, мягкое...
Гроза продолжала бесчинствовать. Молнии освещали комнату неверным ярким
светом. При раскатах грома Аля вздрагивала, прижималась ко мне, не забывая
при этом подставить моим жадным губам то одну, то другую грудь.
Я совсем осатанел от буйства природы и остроты желания. Моя прекрасная
богомолка начала сама сдирать с меня прилипшую к телу мокрую футболку. Она
вся была как натянувшаяся струна, звенящая, голая и бесстыдная.
Мы рухнули на кровать, в податливую мягкость перины. Я с языческой
яростью взял ее жаждущее слияния тело. Все протекало сумбурно, грубо и
остро. Аля из девочки превращалась в сильную женщину, жаждущую любви...
До этого в наших соитиях было больше духовного, чем физического. Я все
время боялся причинить девушке боль и нанести душевную травму. Теперь мы
стали равными партнерами, сильными и жадными.
Я с остервенением неутоленной страсти до конца входил в нее, заставляя
извиваться в объятиях, с безжалостной силой раздвигал ее тугую девичью
плоть. Мне было тесно в ней, но эта теснота создавала ощущения нашего
единства, полноты слияния.
Она хотела меня не меньше, чем я ее, и с таким же, если не большим
исступлением, ласкала мое тело. Она не давала мне выйти из себя, удерживая
мои бедра сплетенными ногами, и обручем сильных крестьянских рук сжимала
меня, мешая дышать.
Она не дала мне отдалить завершающий аккорд, дать ей большее
наслаждение, когда я, изнемогая от остроты ощущений, не в силах был
отсрочить наступающий оргазм. Нас обоих взорвала горячая струя любви, и мы
остались лежать обессиленными...
Страсть делала меня жестоким, и в то же самое время я испытывал к моей
любимой нежность и жалость, мне хотелось укрыть ее от всевозможных огорчений
и бед.
Мне все время было страшно за нее. Я начинал бояться всего, что могло
быть для нее опасным: болезней, эпидемий, всяческих социальных передряг,
дурного глаза...
...Мы лежали на боку, лицом друг к другу. Я так и остался в ней,
горячей и трепетной. Острота желания притупилась, вместо нее меня волнами
заливала нежность. Не было никакого эмоционального спада. Просто одно из
состояний любви перетекло в другое.
- Я люблю тебя, - шептал я ей в лицо. - Любимая, единственная!
- Я люблю тебя, - говорила она, непонятно, отвечая мне или не слыша
меня, выплескивая этими обычными, банальными словами то, что чувствовала
сама, и то, что чувствовал я.
..Гроза уходила, напоминая о себе отдаленными раскатами грома. В сенях
перед нашей дверью слышались шаги. Время шло к ужину, и я заставил себя
преодолеть истому и оторваться от девушки.
Аля все еще лежала нагой и обессиленной, когда постучали в дверь. Она
мгновенно вскочила, натянула на себя деревенскую рубаху и поправила
всклоченные, непросохшие волосы. За дверями оказалась хозяйка, пришедшая
узнать, можно ли накрывать на стол. Аля пошепталась с ней и куда-то ушла.