"Николай Шипилов. Остров Инобыль. Роман-катастрофа" - читать интересную книгу автора

посмотрел туда, где за опушкой леса стояли, как диковины на заморском
аукционе, дорогие коттеджи. Потом, посчитав сигареты в надежном дюралевом
портсигаре, он сдул с теплой крышки краснопузеньких мурашей и с легкостью
поднялся в рост.
Сладко наливалась соком лесная ягода. Старый прислонил к сосне
велосипед и двинулся в чащу. Наберет горсточку десерта - и в рот. Наберет
вторую - туда же. Все дальше, все глубже уходил он от порченой строительным
хламом опушки. Все слаще казались дикая малина с подножной черникой, все
милей семейный говор птиц.
Некогда он с легкостью безбожного дитяти уверовал во всемогущество
тяжелого человеческого разума. А нынче ему хотелось душевной легкости, чтобы
с нею умереть. Но он жил. Чтобы умереть с легкой душой, надо одолеть врага -
такое дал себе спецзадание.
Он многое забыл из житейских пустяков, но не забыл леса, где прошло его
детство. И он помнил, что в знакомом лесу не было этой землянки с жестяной
зимовальной трубой над дерновой крышей. Грубо сколоченная дверь снята с
петель и лежит подле затянутого кисеей лаза в землянку.
Не то чтобы страшно стало бывшему сыну полка, но екнуло сердце и не
билось, а будто мерцало в глубокой груди. На всякий случай он снял почтовую
сумку и поставил ее под куст лещины.
Тихо ступая любимыми мхами, он подошел к лазу.
- Эй! Есть тут кто?
Не услышав ответа, отодвинул рукой полог и вошел во мрак.


5

Даже слепые пребывают в инобытие сновидений.
Там они видят иным, подпочвенным каким-то зрением. Сквозь слои
замусоренного сознания им видятся постановки непостижимые уму и грозные.
Валерий Игнатьевич считал себя не худшим из людей, но химеры инобытия
крепенько прихватывали его беспомощную грешную душу и волочили, как кобчик
волочит в когтях цыпленка, на неизъяснимые пытки.
- Куда мы спешим? - дипломатично спросил он человека, влекущего его
похожим на бесконечные руины пространством. - Куда?
- Куда... Тащить кобылу из пруда! - дерзко отвечал тот, быстрыми шагами
попирая жесткий бурьян. - Вот куда!
Стремительностью хода и манерой держать при этом руки на отлете ведущий
не был отличен от того же Антона Сувернева.
- Какую кобылу, Антон?
- Сорокапегую!
Прошли, как по коридору, сквозь строй солдат-бородачей. Долгополые
серые шинели кисло пахли потом и пороховым дымом. Чугуновский, как любой
курильщик, утративший обоняние, остро чувствовал это. Даже когда его подвели
к старому полковнику в бекеше.
- Смир-р-на! - скомандовал полковник. - Вер-р-евку - товсь!
- В чем же я виноват, гражданин полковник? - взмолился Чугуновский,
понимая, что теперь пахнет уже не потом, а сырой землею.
Полковник указал на лоб Чугуновского чубуком трубки:
- Господа! - сказал он. - Это либерал по партийной принадлежности... По