"Петр Ширяев. Внук Тальони " - читать интересную книгу автора

- Не сдавайся, Филька! Выволакивай свою тыщу, не жалей!
Конфуз Филиппа был бы полный, не случись тут происшествия, как раз и
заставившего потом долго говорить обо всем этом.
В трактире по вечерам часто появлялась странная, запоминающаяся с
первого взгляда фигура. Высокий старик в старомодном сюртуке, с бородой,
похожей на расчесанный моченец. Звали его Семен Андреевич Девяткин. В
Замоскворечье у него был мучной лабаз. Больше ничего никто о нем не знал.
Придя в трактир, он выбирал столик поуединеннее, где-нибудь в углу,
вытаскивал из заднего кармана длиннополого сюртука чашку и блюдце, как это
делают старообрядцы, и заказывал пару чаю. Неразговорчивый, молчаливый,
согнувшись над столиком, слишком низким для его высокого роста, с
насупленными мохнатыми бровями, он был похож на старого филина, одиноко
сидящего где-нибудь на пне, в лесу. Никто не знал, зачем он приходит в
трактир, какая сила влечет его из Замоскворечья, из чистых горниц с
половичками и лампадами перед старинными киотами, на Башиловку - в этот
вертеп сквернословия и страстей.
В тот момент, когда сконфуженный Филипп, нахлобучив на глаза беличий
треух, уже повернулся к выходу, Семен Андреевич Девяткин встал и, сутулясь,
подошел к столику Синицына.
- Почтение!
Синицын, Груздев и многие другие, обступавшие столик, переглянулись.
Девяткин, прихватывая рукавом бороду, сунул руку во внутренний карман
глухого, со множеством пуговиц жилета и извлек оттуда сверток в черном
потертом коленкоре. Положил его на стол и развернул. В нем оказались
кредитки разного достоинства: трешницы, пятерки, десятки, четвертные,
аккуратно сложенные по сотням и перепоясанные белыми бумажками. Вынув снизу
пятисотрублевый билет, Девяткин придвинул его к пятисотке Синицына и указал
бородой на Филиппа:
- Мы отвечаем за их кобылу наличием.
В дружном, мгновенном и напряженном молчании, наступившем за этими
словами, было слышно, как сладострастно крякнул Митрич, будто двинул его
кто-то под самую ложечку.
- Аа-аа-а-к!
И все видели, как короткопалая рука Синицына быстро сунулась вперед по
столу и накрыла свою пятисотку. Кто-то свистнул. Загалдели все сразу,
наперебой. Михал Михалыч Груздев отодвинулся от столика и закашлялся.
Круглое лицо Синицына, и без того всегда красное, побагровело. Он искал слов
и, незаметно работая пальцами, придвигал к себе свой пятисотенный билет. А
Девяткин, высокий, в черном длиннополом сюртуке, стоял над ним, сутулясь, и
супил седые мохнатые брови и был похож на вещую и страшную птицу, бесшумно
прилетевшую к столику.
- Крой, Василь Капитонов, чего ж сробел? - крикнул кто-то резким,
страдающим голосом.
- Не бойсь, крой! - поддержали сразу другие. - Магнат в две
четырнадцать[16] по грязи был. Кро-ой!
Митрич протискался к Девяткину и зашептал ему на ухо:
- Зазря деньги потеряете... Вы хорошо кобылу-то знаете? Непорядочек у
нее. Как честный свидетель, говорю... Зазря вы...
Девяткин посмотрел на него суровым взглядом и ничего не ответил.
Синицын спрятал свою пятисотку в карман и отвалился назад от столика.