"Петр Ширяев. Внук Тальони " - читать интересную книгу автора

возьму. Тут уже позволено, Аристарх Сергеевич, тут все можно! Тут и ломаем и
калечим и будем ломать, уж тут позвольте без разрешения... Вот, Аристарх
Сергеевич! Понимаете?
Лутошкин смолк и, словно пытаясь припомнить, к чему все это он говорит,
потер лоб. Потом протянул обе руки к Бурмину.
- Аристарх Сергеевич! Не берите от меня Лесть. Не отправляйте ее в
завод. Не делайте этого.
Бурмин молчал и поглаживал бороду.
- Аристарх Сергеевич! Вы не знаете, что это за кобыла, какое это
сердце! Эта не обманет. Не берите ее от меня... Я согласен без жалования
служить вам. Оставьте ее.
Под усами Бурмина шевельнулась еле заметная удовлетворенная улыбка. Он
думал о законах наследственности. Он вспоминал об отдаленном предке
Лутошкина - Семене Мочалкине, сподвижнике графа Алексея Григорьевича
Орлова-Чесменского.
И сказал:
- Все, что вы говорите, Олимп Иванович, весьма знаменательно. Ваше
окончательное решение в ответ на мое предложение поступить в мой завод
старшим наездником вы сообщите мне по телеграфу не позднее первого. Возьмите
деньги на отправку кобылы. Я надеюсь, что мы вернемся к этому разговору,
повторяю, весьма знаменательному, у меня в имении.
...Путь от Лоскутной до Башиловки был для Лутошкина долог, как болезнь.
На Башиловке его ждали Филипп, Васька, Павел и серая Лесть...
У Тверской заставы он неожиданно приказал извозчику повернуть обратно и
сказал адрес Сафир.

9

Жизнь огромного имения Бурмина вращалась вокруг одного стержня -
конного завода. Вздыбленные кони над конюшней были видны издалека с большой
дороги. Для крестьян двух соседних деревушек выхоленные рысаки, запряженные
в рабочие качалки с высокими колесами, американская упряжь без дуги и хомута
были привычным зрелищем, и ребята играли здесь не просто в лошадки, а в
"наездники и прызы", а взрослые в разговорах часто употребляли слова,
занесенные с конного завода: сварливых и непокорных баб называли
"отбойными", беременных - "жеребыми", гулянки - "выводкой" и т. п. В самом
имении людей как бы и не существовало! Были лошади. Были жеребцы, кобылы,
жеребята, качалки, американки, оберчеки, вожжи, хлысты, манеж и конюшни,
овес и сено, курбы, шпаты, засечки и другие лошадиные болезни; был
ветеринар, наездники, конюхи, кузнецы, шорники, кучера и заезжие барышники,
и над всем этим из большого белого дома на берегу пруда - воля одного
человека: она проникала собой все, все подчиняла себе, на все накладывала
свою печать. День начинался лошадью, ею и кончался. И ночью, в снах, опять
оживали в причудливых образах лошади. Над сонными службами, над ночным
храпом людских, над задремавшим ночным караульным и сторожевыми псами, над
главным входом в конюшни дыбились черные тела скакунов, освещенные ярким
фонарем. И лишь соскучившийся пес иногда, задрав вверх морду, начинал на них
лаять надрывистым, безнадежным лаем...
Лутошкину отвели отдельный флигель в две комнаты. Окна флигеля выходили
к конюшне. Бурмин сам, на другой день по приезде Лутошкина, показал ему