"Петр Ширяев. Внук Тальони " - читать интересную книгу автора

часто делая это с умыслом. Бурмин покорно ждал.
- Можно войти? - спрашивал он, когда Лутошкин, наконец, появлялся, и,
входя в конюшню, пропускал Лутошкина вперед себя. У денника Лести хозяин и
наездник останавливались редко, разговор обрывался: Лутошкин ничего не
говорил о кобыле, Бурмин ничего не спрашивал. Лишь один раз он попросил
вывести ее из денника. Лесть была уже жереба. Лутошкин мрачно наблюдал за
Бурминым, рассматривающим кобылу, и молчал.
Когда Лесть ввели снова в денник, Бурмин с самоуверенной улыбкой
погладил бороду и сказал громко:
- Жеребенок обязан быть исключительным по классу. В нем встретятся
кровь соллогубовского Добродея и несравненного Корешка. А в конце будущего
зимнего сезона мы сможем записать кобылу на приз.
Лутошкин ничего не ответил.
Так прошла осень, зима, и наступил февраль семнадцатого года. Повар
Димитрий, ездивший в город за покупками кухонных специй, войдя с отчетом о
поездке в кабинет Бурмина, весело сообщил:
- Государь-то наш - тю-тю-тю!
Бурмин посмотрел на него и ничего не сказал, ничего не спросил. Взял
счета и начал их просматривать.
- Отказался начисто от престола - и лататы к немцам! - помолчав,
заговорил Димитрий. - Я и листок из города привез насчет всего этого...
Он достал из кармана скомканную газету и положил на стол.
Бурмин выпрямился, метнул на Димитрия заискрившийся взгляд и крикнул:
- Пошел вон, болван!
А когда Димитрий вышел, взял со стола газетный листок, прочитал его и
гневно разорвал в клочья.
Вечером в этот день Бурмин уехал в город.
В конце лета, в звездную августовскую ночь, перед сном Бурмин совершал
свою обычную получасовую прогулку по парку. В ночном успокоении было приятно
слушать, как за прудом, в деревне, бьется стукушка ночного караульного, как
подсвистывает на болоте поганка и стонет гулко выпь. Иногда до слуха
доходили звуки падения яблок в саду, глухие, мягкие и одинокие; или вдруг в
верхушках отцветающих лип начиналась таинственная возня и хлопанье
крыльев... Все - знакомое, давнее, привычное и мирное. Нигде, ни в какое
время дня не думалось так хорошо и плодотворно, как в парке во время этих
ночных прогулок перед сном. Это как раз здесь, у спуска к пруду, пришла в
голову Аристарху Бурмину счастливая и гениальная мысль покрыть
семнадцатилетнюю Боярку, дочь Мстителя и Своенравной, серым Кудесником,
сыном Будимира. Годовичок Боярин был теперь лучшим жеребенком в заводе, и
Бурмин не сомневался в его прекрасном будущем...
"Хаос, претворенный божественной волей в стройное мироздание, дает нам
пример и указует пути деятельности, - думал он, подходя к дому. - Если бы
сын Лести не пал, мы имели бы тому прямое доказательство; в знаменитом
Бадене завода Вяземских кровь Элекшионера повторяется в четвертом поколении
три раза со стороны отца и со стороны матери один раз..."
- Наши марьевские отродясь безлошадные были! - громко проговорил
знакомый Бурмину голос за углом кухни.
Потом было слышно, как кто-то вздохнул.
- Сколько их тут-то, - продолжал тот же голос, - стра-асть! Ежели по
одной на хозяйство распределить, на две Марьевки хватит!