"Йозеф Шкворецкой "Легенда Эмеке"" - читать интересную книгу авторабиржевиков, богатых сыночков, загорелых, теннисно-спортивного вида дочек
сладкой буржуазии, для которых весь день - досуг, а забава - призвание, техникой которого они овладевали; н культмассовик здесь, с этими вот людьми, отягченными бременем отдыха, сам еще с похмелья, с чашкой чериого кофе в руке, затеял коллективную игру, чтобы поддержать впечатление активной деятельности, иллюзию честно заработаиных двенадцати сотен своей месячной зарплаты. Учитель бродил по залу для пинг-понга и бросал злые взгляды через зеленый стол и сквозь стеклянную перегородку в темный угол, облицованный деревом, где на удобном диванчике я сидел с Эмёке; потом он играл с очкастым пингпонистом-самоучкой, торопливо и полувиртуозно срезая и закручивая шарики, половина которых оказывалась в сетке, но когда некоторые ему все же удавались, он бросал плотоядные взгляды на Эмке, - видит ли она, принимал длинные подачи низко под столом с элегантностью пляжного бездельника и с выражением самоуверенного сочувствия забивал очкастого энтузиаста, игравшего с азартом, не на эффект, а ради самой игры, хоть и без успеха, и постоянно бегавшего за шарнком, который закатывался под бильярдные столы в углах зала. Я сидел с Эмёке в том углу, облицованном деревянными плитками, и хлебал грог, Эмёке же пила китайский чай, "поскольку человек не должен пить алкоголь, ибо тот его отбрасывает на нижайшую физическую ступень, превращает снова в животное, которым он когда-то-был," - и рассказывала о лечении по Парацельсу, о деревьях, принимающих на себя человеческие болезни: достаточно слегка чиркнуть ножом по подушечке пальца и втереть кровь в надрез на коре дерева, и между деревом и человеком образуется этим деревом, как связан со всем, что когда-то вышло из его тела: с выпавшим волосом, с дыханием, с обрезанным ногтем, - и болезнь переливается по этим нитям в дерево, и оно борется с болезнью, побеждая ее, но иногда гибнет и высыхает, а человек выздоравливает, набирается сил и живет. Она рассказывала об одержимости злыми духами и о том, как изгонять их святой водой и молитвами; и о черной магии и темных силах, которые будут служить человеку, если он отважится встать в середину двукружия, в которое вписаны семь имен Наивысшего, и будет молиться по адской псалтыри, ио наоборот, от конца к началу; рассказывала об оборотнях, упырях, домах с привидениями и шабашах ведьм, и дух ее колебался в этих призрачных мирах, в которые обычно не верят и над которыми смеются; но если о них однажды человек услышит, в душе его навсегда остается капля ужаса, кошмара, угрозы. Она словно забыла обо мне, и я молчал; она рассказывала, и в дождливых сумерках глаза ее блестели каким-то лихорадочным, нездоровым, неестественным вдохновением, и я молчал, глядя в эти глаза; она заметила, лихорадочный блеск погас, и с меня спало то странное, злое очарование, те минуты кошмара, я иронически улыбнулся и сказал: - Но вы, видимо, не хотите посвятить себя, Бога ради, этой черной магии? Ведь это концентрированное Зло, а вы хотите созреть к Добру. Она опустила глаза и ответила: Сейчас уже не хочу, но когда-то хотела. - Когда? - спросил я. - Когда не могла уже больше выдерживать то, и мне казалось, что Бог меня не слышит, что Он меня невзлюбил. Тогда я хотела обратиться за помощью к Злу, чтобы... чтобы избавиться от него. |
|
|