"Йозеф Шкворецкой "Легенда Эмеке"" - читать интересную книгу автора

биржевиков, богатых сыночков, загорелых, теннисно-спортивного вида дочек
сладкой буржуазии, для которых весь день - досуг, а забава - призвание,
техникой которого они овладевали; н культмассовик здесь, с этими вот
людьми, отягченными бременем отдыха, сам еще с похмелья, с чашкой чериого
кофе в руке, затеял коллективную игру, чтобы поддержать впечатление
активной деятельности, иллюзию честно заработаиных двенадцати сотен своей
месячной зарплаты.
Учитель бродил по залу для пинг-понга и бросал злые взгляды через
зеленый стол и сквозь стеклянную перегородку в темный угол, облицованный
деревом, где на удобном диванчике я сидел с Эмёке; потом он играл с
очкастым пингпонистом-самоучкой, торопливо и полувиртуозно срезая и
закручивая шарики, половина которых оказывалась в сетке, но когда
некоторые ему все же удавались, он бросал плотоядные взгляды на Эмке, -
видит ли она, принимал длинные подачи низко под столом с элегантностью
пляжного бездельника и с выражением самоуверенного сочувствия забивал
очкастого энтузиаста, игравшего с азартом, не на эффект, а ради самой
игры, хоть и без успеха, и постоянно бегавшего за шарнком, который
закатывался под бильярдные столы в углах зала.
Я сидел с Эмёке в том углу, облицованном деревянными плитками, и хлебал
грог, Эмёке же пила китайский чай, "поскольку человек не должен пить
алкоголь, ибо тот его отбрасывает на нижайшую физическую ступень,
превращает снова в животное, которым он когда-то-был," - и рассказывала о
лечении по Парацельсу, о деревьях, принимающих на себя человеческие
болезни: достаточно слегка чиркнуть ножом по подушечке пальца и втереть
кровь в надрез на коре дерева, и между деревом и человеком образуется
связь из невидимых прозрачных нитей, которыми человек навеки соединяется с
этим деревом, как связан со всем, что когда-то вышло из его тела: с
выпавшим волосом, с дыханием, с обрезанным ногтем, - и болезнь
переливается по этим нитям в дерево, и оно борется с болезнью, побеждая
ее, но иногда гибнет и высыхает, а человек выздоравливает, набирается сил
и живет. Она рассказывала об одержимости злыми духами и о том, как
изгонять их святой водой и молитвами; и о черной магии и темных силах,
которые будут служить человеку, если он отважится встать в середину
двукружия, в которое вписаны семь имен Наивысшего, и будет молиться по
адской псалтыри, ио наоборот, от конца к началу; рассказывала об
оборотнях, упырях, домах с привидениями и шабашах ведьм, и дух ее
колебался в этих призрачных мирах, в которые обычно не верят и над
которыми смеются; но если о них однажды человек услышит, в душе его
навсегда остается капля ужаса, кошмара, угрозы. Она словно забыла обо мне,
и я молчал; она рассказывала, и в дождливых сумерках глаза ее блестели
каким-то лихорадочным, нездоровым, неестественным вдохновением, и я
молчал, глядя в эти глаза; она заметила, лихорадочный блеск погас, и с
меня спало то странное, злое очарование, те минуты кошмара, я иронически
улыбнулся и сказал: - Но вы, видимо, не хотите посвятить себя, Бога ради,
этой черной магии? Ведь это концентрированное Зло, а вы хотите созреть к
Добру. Она опустила глаза и ответила: Сейчас уже не хочу, но когда-то
хотела. - Когда? - спросил я. - Когда не могла уже больше выдерживать
то, и мне казалось, что Бог меня не слышит, что Он меня невзлюбил.
Тогда я хотела обратиться за помощью к Злу, чтобы... чтобы избавиться
от него.