"Йозеф Шкворецкий. Конец нейлонового века" - читать интересную книгу автора

собачку. Потом закрыл дверь и догнал ее. Боб в комнате скулил и царапал
дверь. Они вышли из дому и направились к трамвайной обстановке. На зимнем
небе сверкали свежие, пустые, далекие, всегда одни и те же зимние созвездия.
Из клуба он уходил с решением не появляться на балу, но, когда шагал по
Пржикопах, когда из легкой мглы зимнего вечера выплывали на свет девушки в
длинных платьях под короткими пальто, его пораженческое настроение совершило
кульбит и он стал смотреть на все совершенно иначе. Если это катастрофа,
пусть катастрофой и остается, но с завтрашнего дня. Сегодня он все еще Монти
из SB А, в смокинге, все еще Монти. Why should 1care? * - говорил он себе в
блаженной эйфории циничного, животного чувства человека-обезьяны; этим
принципом - сначала вынужденно, потом по привычке или, собственно, потому,
что со времен войны приходилось жить под диктатом необходимости, - он
руководствовался во время всеобщей трудовой повинности во флоретском лагере
в Берлине. Единственный способ пережить катастрофу - сделать из нее
приключение. Лозунг к Первому мая!
______________
* Мне какое дело? (англ.)

Он медленно шел мимо сверкающих витрин, искал глазами доступные зрачки
спешащих на бал красоток и тихонько, под ритм шагов, напевал: "Hurry, sun,
down, see what tomorrow brings,  - так, как напевал эти слова когда-то во
Флорете, эти монументальные стихи мудрой песенки: - It may bring sunshine
and it may bring rain, but hurry, sun, down, see what tomorrow brings".*
Напевая, он старательно выискивал маленькие опорные пункты, на которых можно
построить хрупкую защиту, но которые, возможно, останутся и на будущее,
когда придет конец его нынешним терзаниям. Сначала письма. С юмором о своем
пионерстве на селе; письма Ренате, Густаву, Павлу, Розетте, но главное -
Ренате. И Ирене Гиллмановой. Но прежде всего и главным образом - Ренате. Он
не знал, любит ее или нет, но знал наверняка, что она в него не влюблена. В
летнем лагере SBA на Крконошах они с ней часто гуляли вместе, немного
целовались, она немного позволяла трогать себя, и с тех пор время от времени
случались взаимные рецидивы, но они никогда не заходили слишком далеко. Она
была из Праги, из Бубенче, ее отец был какой-то шишкой в Коммерческом
банке, - сейчас, возможно, поменьше, но все же - в Коммерческом банке, и она
с детства знала людей, с которыми он познакомился лишь в SB А, и то лишь с
некоторыми, и то лишь на уровне "how do you do - how do you do", тогда как
она с ними обменивалась фразами, из которых он понимал только отдельные
слова, а целое оставалось загадкой. Она играла в теннис, и зимой тоже - на
эксклюзивных крытых кортах спортивного клуба. И все же она - каким-то своим
бубенечским манером - его любила. Но была осторожна. Относилась к нему как к
ровне, и вовсе не чувствовалось, что это лишь дань вежливости. Хотя, может
быть, и не только. Почему же тогда, черт побери, они не выспались? Потому
ли, что Рената, дочь и принцесса, была слишком консервативной? Или, может,
потому, что он перед Ренатой, даже когда касался ее под теннисной юбкой,
чувствовал какое-то особое, косте-лецкое, волнение, и выходит, что
проводником лозунга "Petting. No fucking" оказывался именно он?
______________
* Клонись же, солнце, за горизонт, посмотрим, что будет завтра...
Синее небо или муссон - посмотрим, что будет завтра (англ.).