"Александр Шленский. Вяленый пидор" - читать интересную книгу автора

находилось ни в какой зависимости от того, как сложится жизнь, карьера,
судьба... Миша вспомнил свои волнения о том, как сложится его жизнь, чего он
сумеет в ней достичь, и вдруг осознал, что все эти волнения - в прошлом.
Жизнь прошла, и волнения прошли, страсти перекипели и улеглись... Все
прошло, осталось лишь вечное тепло, наполняющее все вокруг ясной и светлой
грустью, и это тепло будет вечным и не оставит его и после смерти.
И сама смерть тоже изменила свой смысл. Если раньше Миша ощущал ее как
вечный холод, вечную пустоту и вечный страх, то теперь стало ясно, что
смерть - это вечное тепло. Ведь все дело было в том, что это тепло, тепло
смерти, не было тем телесным ощущением тепла, которое исходит от нагретых
предметов или от огня. Это было тепло мысленное, воображаемое, как бы из
другой реальности, но ничуть не менее реальное, чем ощущение физического
тепла. Но вместе с тем, это ощущение не было мыслью о тепле, это было именно
само тепло, только другой природы, отличной от физической, то есть от того
ощущения тепла, которое давали кожные рецепторы. Почему-то Миша был
абсолютно уверен, что после смерти, когда исчезнут все физические ощущения,
исчезнут его, Мишины, мысли, когда он вообще перестанет быть Мишей
Шляфирнером, а станет ничем, то есть его самого не станет, это тепло
останется и даже станет еще сильнее. И это совсем не было страшно, наоборот,
это было чрезвычайно приятно и заманчиво, настолько заманчиво, что Мише
неожиданно захотелось как можно скорее, не откладывая, умереть.
Неожиданно ожили воспоминания из прошлого семестра. Каждому студенту в
конце первого курса полагалось бесплатно отработать санитаром несколько
ночных дежурств в лечебных учреждениях здравоохранения. За этим мероприятием
следил деканат и комитет комсомола. Мише досталось дежурство в роддоме номер
три. В эту ночь у одной из женщин были тяжелые роды, ребенок шел ягодицами,
и акушер несколько раз пытался выполнить поворот на ножку. Но роженица
напрягалась, неистово кричала, и в конце концов ей дали наркоз. Ребенок
появился на свет в перекрученной пуповине, черный от асфиксии. Другое
дежурство Миша провел в онкологическом отделении городской клинической
больницы, где в эту ночь долго и трудно умирал больной хроническим
лимфолейкозом. Уже после остановки сердца он делал судорожные вдохи,
гримасничал лицом, и даже несколько раз садился в кровати, прежде чем
успокоился и затих навсегда.
Тогда в родильной палате Миша подумал, что больно не только рожать
ребенка, но и рождаться на свет тоже должно быть очень болезненно. А в
онкологическом отделении, отвозя вместе с напарником в морг труп того трудно
умиравшего больного, он подумал, что и умирать, в общем, тоже ничуть не
легче, чем рождаться. Рождение и смерть были барьерами, отделявшими жизнь,
наполненную привычными каждодневными ощущениями и мыслями, от небытия, где
этих ощущений и мыслей не было вовсе. Болезненные ощущения давала по
преимуществу не жизнь, и тем более не небытие, в котором никаких ощущений
вовсе не было, а прохождение барьера между жизнью и смертью.
Но и сама жизнь тоже была разделена на части бесчисленными барьерами,
которые постоянно приходилось преодолевать. Для того чтобы поступить в
мединститут, требовалось хорошо учиться, сдать вступительные экзамены. Чтобы
получать стипендию, тоже требовалось хорошо учиться и выполнять общественную
работу. Для преодоления этих барьеров требовалось напрягать мозги, думать.
Миша вдруг подумал, что даже в детстве требовалось преодолевать барьеры, и
многие из них тоже требовали напряженных раздумий. Например, почему кусок