"Александр Шленский. Вяленый пидор" - читать интересную книгу автора

Мише вдруг показалось, что из подвала начали выкачивать воздух вместе с теми
тихими звуками, которые в нем присутствовали. Тишина и пустота сгущались
невыносимо, и в тот момент, когда это сгущение достигло предела, под сводом
подвала неожиданно громыхнули слова:
Курьерский поезд не поймет
Подрельсовой, гудящей
Закопанной тоски угрюмых шпал...
Зачем ко мне явился
Ты?
Я тебя не звал...
- Витенька!- робко позвал сына Вяленый молодым Мишиным голосом.
- Ну что, сучий папаша, явился из пизды на лыжах! С дружбаном моим
пришел, да еще шкурой с ним поменялся! Хитер, бля, хитер!
- Витенька, прости родной, не серчай на меня... - послышалось в
ответ,- я к тебе повиниться пришел.
- Хули ты теперь винишься, пенек обоссанный! Ты зачем мою шкуру
могильным червям не скормил? Зачем меня без благодати оставил?
- Прости, Витюша! Хочешь, мою шкуру забери. Мне ведь все равно, выйду
я отсюда или нет - только бы тебе помочь.
- Обе заберу! - прогрохотало в ответ.
- Поимей сердце, Витька, возьми меня одного! Не губи друга, пожалей
дружка, Витька, Витюшенька!
- А хуй тебе не сало?! А пизда не ветчина?! Он меня пожалел? Резал
меня, сука, резвее всех! Должок за ним остался, пора отдавать.
Миша увидел, как за спиной его товарища выросла неясная тень. Это не
была фигура живого человека. Кожа свисала лоскутами, и потоки формалиновой
жижи лились на пол.
- Ну давай обнимемся, папаша хуев!
И две неживые руки обхватили фигуру юноши. При этом одна из них
издевательски похлопывала его по спине, а вторая тихонько полезла в карман
куртки и возвратилась оттуда, держа нож с открытым лезвием, которым еще
недавно старик Вяленый чистил луковицу и нарезал ее как лимон.
Когда мгновенья так малы,
Когда мгновенья так малы,
Ты прохрипишь "Врешь!"
И вынешь нож
И обагришь полы,
Когда мгновенья
Так дьявольски малы.
На этот раз стихи не громыхали под потолком, а было такое ощущение,
словно кто-то произнес их внутри головы. Миша не заметил момента, когда был
нанесен удар, но увидел, как потемнела куртка, в которой он с утра
отправился в институт, а вслед за тем тот, кого он всю жизнь видел как
отражение в зеркале и помнил еще маленьким мальчиком, пошатнулся, сделал два
неверных, словно бы пьяных шага, и перевалившись через борт огромной ванны,
с тяжелым плеском упал в формалиновый раствор и остался там лежать без
движения.
Миша закрыл глаза. Ощущение вечного тепла еще усилилось в его
внутреннем мире. Только что на свете не стало того, в чьей голове было
специальное окно для наблюдения внутренней погоды, да и само понятие погоды