"Бернхард Шлинк. Сладкий горошек" - читать интересную книгу автора

такой обессиленный, как год назад, и совсем не такой счастливый. Однако все
же он был счастлив. Хотя и не считал правильным то, что ведет двойную жизнь.
Ведь так жить нельзя. Нельзя так обходиться с женщинами. Нельзя быть
"неполным" отцом своим детям, быть отцом только наполовину, всегда готовым
сорваться и уехать. А что произойдет, если Вероника станет матерью? Она-то
ему ничего не говорила, но он заметил, что она больше не предохраняется. Он
твердо решил поговорить с Ютой. Но дома все шло как обычно, и не было
оснований сейчас, именно сейчас, заводить речь о разводе. Когда вечером они
сидели за круглым столом и ужинали, он понял, что не хочет терять свою
семью. Оба сына немножко сорванцы, но ведь славные ребята, открытые и
отзывчивые, дочка - его белокурый ангел, и Юта, сердечная, великодушная,
энергичная и всегда привлекательная - он любил их. Почему же он должен их
бросить?
На второй год их сожительства у Вероники родилась дочь. Он
присутствовал при родах, навещал, когда разрешали, ждал возвращения и
рисовал, живя в ее квартире, пока не забрал их с Кларой из клиники. Тогда он
на две недели попрощался с Берлином, а когда они пролетели, квартира в
Гамбурге уже стала для него родным домом. Вторым родным домом, так как
берлинская квартира не переставала им быть. Но здесь, в Гамбурге, не было
его большой семьи, а там не было Вероники.
Все усложнилось. Вероника нуждалась в нем. Она стала капризной, с
трудом скрывала раздражение, это бесило его, она относилась к нему как к
любящему, но недостаточно надежному и абсолютно эгоистичному человеку,
последнему статисту в разыгрываемом спектакле, что он воспринимал как
оскорбление.
- Я не знаю, как я со всем этим справлюсь, - кричала она. - Не могу же
я доказывать тебе, что со мной легче и лучше, чем с твоей женой.
Потом она плакала:
- Я понимаю, я сейчас невыносима. Но я не была бы такой, если бы мы
наконец были вместе по-настоящему. Я никогда не давила на тебя, но сейчас я
делаю это. Во имя себя и во имя нашей дочери. Сейчас, когда она маленькая,
ты ей особенно нужен, а твои дети в Берлине уже большие.
А дома в Берлине давила Юта. Они не прекращали спать в одной постели
как до, так и после рождения Клары. Он был нежным и страстным, как в старые
добрые времена. Когда, обессиленные и удовлетворенные, они лежали рядом, Юта
строила планы относительно нью-йоркского проекта. А не построить ли ему мост
через Гудзон самому? Впервые в жизни самому руководить строительством моста?
Может быть, на два-три года, пока строится мост, всем вместе переехать в
Нью-Йорк? Отдать там детей в школу? Снять одну из прекрасных квартир на
Парк-авеню, которые они видели во время своего последнего путешествия? Все
это Юта выдавала как бы невзначай. Но она была сыта по горло нынешним
положением вещей и желала это прекратить. Он все понимал и раздражался еще
больше.
Осенью его терпению пришел конец. С одним своим старым, еще школьным, а
потом и университетским товарищем он отправился в многодневный поход по
Вогезам. Листва была яркой, солнце грело по-летнему, и после многодневных
дождей земля пахла тяжело и пряно. Их маршрут проходил по горным тропам
вдоль старой немецко-французской границы. Вечером они находили какую-нибудь
сельскую гостиницу или спускались в деревушку. На второй вечер они встретили
в одной из гостиниц двух девушек из Германии, студенток, одна из которых