"Иван Шмелев. Росстани" - читать интересную книгу автора

Утром еще, когда при нем развязывал Николай Данилыч подарок на именины -
обитое мягкой кожей, все на пружинах и волосе, глубокое, прямо воздушное,
кресло, Данила Степаныч заморгал и сквозь наплывающую сетку смотрел на сына,
на кресло, на сад, залитый солнцем, на свои подсолнухи, начинавшие
высовывать желтые язычки из усатых головок.
- Вот сядьте, попробуйте, как вам... Ну, как? - спрашивал Николай
Данилыч.
- Как в пух прямо... Вот спасибо тебе... сынок мой... Сидел и плакал от
радости, что любят его, что... Так был полон тихой радостью, что и не
высказал бы, отчего плачет.
И весь день и вечер радовался всему.
К ночи стала отъезжать окружная родня - не оставляли гостить. Бабы
увозили несговорчивых. Уезжали довольные, благодарили. Все лезли в садик,
приставали целоваться, тянулись пушистыми бородами и мокрыми усами,
выговаривали:
- Спасибо на угощенье, батюшка-братец... Миколай Данилыч... Дай Бог
веку Даниле Степанычу, папашеньке... только и пожить нам...
Накормили-напоили... не погнушались...
Запоздно стали разъезжаться гости, к третьим петухам. Горбачевского
батюшку чуть не силой увез семинарист, на руках поднял на тарантас, а все
смотрели, как батюшка упирался ногами и наступал на рясу. Ранней зарей, еще
только начали золотиться верха Медвежьего врага, уехал Николай Данилыч с
женой и дочерьми на автомобиле - надо было ему быть утром в кредитном, по
залогу дома. Остальные поехали на ямских тройках к утреннему поезду, к семи
часам. Осталась у двора одна телега, и в ней спал рыжий шаловский староста,
мертвецки пьяный. Гармонисты пошли на посад, и долго в Ключевой было слышно
по заре, как хорошо играли две гармоньи в лесу за речкой.

XI

Поднявшийся день был такой жаркий, что стало драть краску на новом доме
и каплями выступала смола. Арина понавешала в комнатах мокрых простынь,
чтобы было легче дышать: так советовал доктор. Данила Степаныч ночью спал
плохо, только к утру уснул, и уснул так крепко, что проспал обедню. А еще с
вечера думал поехать в монастырь, вынуть просфору во здравие Ольги Ивановны.
Уже к двенадцати было, когда сошел в садик под белым зонтом, который держал
над ним, вытягиваясь, Миша. Спросил про Санечку и узнал, что она катается от
зубов - всю ночь не спала. Увидал, что с жары что-то померкли подсолнухи, и
приказал Степану полить. Велел вынести новое кресло и поставить в тень, под
рябину. Вся завешана была пучками старая рябина, обвисала. Вспархивали в ней
хоронившиеся от зноя воробьи и молодые скворцы - первые выводки, пущенные в
стаи воробьят под присмотр старых. Сидел Данила Степаныч в мягком кресле,
как в теплой ванне, смотрел блаженно на серебряный шар на клумбе и видел там
маленькую рябину в пучках и маленького старичка с белой бородкой. Видел за
шаром - зеленое все, тихое. Подремывалось... Изредка мычал где-то тут
теленок. Миша постоял, посмотрел, дремлет Данила Степаныч, пошел клеить
змей.
Стоял перед Данилой Степанычем работник и спрашивал:
- Данила Степаныч, в монастырь-то поедете?
- Поеду... - сказал Данила Степаныч.