"Иван Шмелев. Солдаты" - читать интересную книгу автора

стульчики, фонарики пошлые... о, чорт!..." Но это письмо было яснее ясного.
Заканчивал так полковник:
"Значит, уже не взыщи. Куманьков дает тысячу, но это лучше зарезаться.
Скажи прямо: проиграл, растратил?... Не поверю. Ты не таков. Бураев? Не
поверю, не хочу думать. Значит, не по средствам живешь. Извини, но это уж
эгоизм, в ущерб всем. Посократись. Понимаю, дело молодое, и ты мне, я не
забываю сего, из Маньчжурии тогда прислал тыщенку-другую, на сад пошли... Но
видит Бог - на новые сапоги не собьюсь. Не обижайся, Степа".
Бураев опустил на руки голову и сидел неподвижно, пока Валясик не
окликнул его тревожно:
- В роту, ваше высокоблагородие, не запоздаете... уж четвертого
половина?... Так и не покусали ничего...

III.

Что случилось с Бураевым в его личной жизни, - было, конечно, самым
заурядным, случалось не раз на его глазах с другими и казалось тогда
нисколько не ужасным, а даже, скорее, интересным. [33]
В общем, человек нравственный, воспитанный и отцом, и суровой школой в
уважении к женщине и, пожалуй, даже в благоговейно-рыцарском отношении к
ней, в любовных делах он совершенно искренно признавал за нею свободу
распоряжаться своими чувствами и как бы проявлял этим преклонение перед ней:
прекрасная, она вправе дарить любовью. И это было в нем не из книг, не от
чистой только поэзии, которую он любил, - Лермонтова особенно, - а от той
оболочки жизни, от той благородной оболочки, которая была перед глазами с
детства. Память о его деде, которого он не знал, полковнике-кирасире
Бураеве, дравшемся, как простой армеец, на бастионах Малахова Кургана, была
для него обвеяна легендой: Авксентий Бураев женился на своей "почти
крепостной", дочери пленного черкеса, потеряв через то и огромнейшее
отцовское наследство, и карьеру. Мало того: дважды он дрался на дуэли "за
недостаточное внимание" к его супруге и был убит на третьей, защищая честь
женщины, мало ему знакомой, но, по его мнению, достойной, с которой он
танцевал на одном балу и которую "жестоко оскорбили непристойнейшим
замечанием, что она танцует, как цыганка".
Таким же был и его отец Александр Бураев, участник Хивинского похода,
доблестно бравший Карс и под ним дважды раненый, в молодости отмеченный
самим генералом Черняевым и сломавший свою карьеру - прямотою. Этот женился
на "полтавке", из казачьего рода Бич, выходца с Запорожской Сечи,
институтке-патриотичке, одинокой и бедной девушке, рыцарски [34] поклонился
ей, "небывалой красавице, с глазами - как Черное море, синими".
Она любила цветы, и насколько помнил себя Степанка, теперь капитан
Бураев, всегда он видел: много цветов - и мама. Завывала метель за окнами, в
доме трещали печи, а в голубой светлой комнате - белые гиацинты и тюльпаны,
выращенные отцом в теплицах - мальвы, и васильки, и ландыши. Сладко цветами
пахла синеглазая мама - первая его женщина, святая. Так и осталось в нем:
голубые и белые цветы, и в них, как царевна, мама. И перешло это на других,
на всех, - благоговение перед нею - женщиной. Мама могла сердиться, кричать
на папу, кричать несправедливо, но... "она - жен-щина!" - так всегда говорил
отец. И в этом широком и нежном слове слышался аромат цветов. Так и осталось
в нем, с первого детства и до школы, пришло с ним в корпус, в училище, в