"Иван Шмелев. Солдаты" - читать интересную книгу автора

громогласный полковник Туркин, проходя в биллиардную, нарочно толкнул плечом
и особенным, "комариным" басом пропел-проскрипел над ухом, во-всеуслышанье:
[37]
"Что так жа-дно глядишь на доро-о-гу?..." Возвращаясь домой под утро на
тройке с бубенцами, после ночных блинов на 9-й версте у Прошки, про которого
сложен стих, что "у Прошки утонешь в ложке..." - Бураев был пьян, не пив. Он
схватил своего Валясика, вытянул босого на снег и тыча в небо, без единой
звезды на нем, крикнул восторженно:
- Да погляди, друг... какая ночь!
- Лучше чайку, ваше высокоблагородие, попейте и спать полягайте... у
меня уж и самовар скипел, - дружелюбно сказал Валясик, заблудившийся
"сибиряк с Полесья", оставшийся в деньщиках с войны.
Небывалым, жданным, единственно для него рожденным чудо-цветком -
цветком-женщиной представлялась она Бураеву в тот вечер. Она была и звездой,
живой, и голубоватой лилией-женщиной, с черно-зеркальными глазами, в которых
тайна, чарующая и влекущая, до боли, - тайна, которую он раскроет, - никто
другой. Ее-то он и искал, всегда. Она не его, но она должна быть его. Высшее
право женщины - распоряжаться своими чувствами. Любовь - как смерть: никаких
отговорок не признает, никаких соглашений-уз, и никаких контрактов. Нельзя
помешать цветку...
И началось то с Бураевым, что начинается с каждым полюбившим, что
описано миллионы раз и никем не разгадано - до яви, что породило и будет
вечно рождать поэтов, что сладко и страшно убивает.
Началось то, что называется одержимостью любовью, когда закрываются все
пути, все пропадают мысли, и только одна дорога, по которой идет она, и [38]
единственное - о ней мечтанье. Началось ослепление: встречи и недосказанные
слова, встречи, встречи... взгляды, в которых все, что словами не высказать,
но что обнажает душу и опаляет ее до трепета. Началось с Бураевым то, перед
чем все бледнеет - безразлично: и жизнь, и смерть. Началось добывание
"цветка".
После двух встреч на улице, "случайных", когда и она, и он напряженно
выискивали друг друга мыслью и всегда находили без ошибок, - вел их божок
любви, - привлекали друг друга внешним - кокетливою шляпкой, на которой
дрожит эспри, сережками в розовых ушках, от которых лицо игривей, пушистой
муфтой, которая чарует тайной, укрывая лицо до глаз, высокими башмаками
серой замши, зябким движеньем плеч... свеже-выбритым бронзовым лицом,
голубым шелком-шарфом, новенькими перчатками из белой замши, тонко надетою
фуражкой, усами в брильянтине, чуть-чуть душистыми, стройною, ловкою
походкой, отчетливыми манерами, в которых ловкость и щегольство... - после
случайных встреч, когда и она, и он смущенно-счастливо восклицали - "вот,
неожиданность!" - они стали встречаться в людях как можно чаще, отгадывая
сердцем, где можно встретить: в салоне у вице-губернаторши Маргариты
Антоновны Пружанко, где прежде редко бывал Бураев, - "уж очень тонно!" - за
всенощной в соборе, на катке, уже тронутом весною, - и он, и она были
страстными конькобежцами, - на лекциях наезжавших знаменитостей из Москвы,
Петербурга и Одессы, на лекциях по самым животрепещущим вопросам - "Смерть в
литературе", [39] "Женщина, как социальный фактор", "Футуризм, как явление",
что Бураев называл недавно "ковыряньем в пустопорожности", - так удачно
оказывались они почти что рядом. Краколь был задавлен канцелярией и терпеть
не мог праздного "болтайства", где не играли в карты. Он был чрезвычайно