"Семен Борисович Шмерлинг. Секс сорок четвёртого года (Военные рассказы) " - читать интересную книгу автора

старый армейский сигнал: "Бери ложку, бери хлеб, и садися за обед".
- Якой обед? С утра ни маковой росинки.
Леонид немецким ножом-штыком стал вспарывать консервы, резать хлеб,
колбасу. При этом Оксана тихо промолвила:
- Ой, да вы аккуратней, пожалуйста. Такой я и не видала.
- А-а, - встретившись с ней взглядом, лихо бросил Леонид, - большому
куску и рот радуется. Да водички нет.
- Канистра целая! - воскликнула Агриппина.
Сидя на степлившемся песке безбилетные пассажиры уписывали редкостные
продукты за обе щеки. Женщины уже не стеснялись гостя, болтали, старались
придвинуться поближе к нему. И Леонид подумал: "Как же легко сходятся
незнакомые люди" - и по простоте спросил:
- Вы, наверное, в оккупации были, да? - И сразу почувствовал
отчуждение. "Какой же я дурак. Знаю ведь, как подозрительно относятся к тем,
кто находился на территории, занятой врагом. Допрашивают, передопрашивают...
Ишь дубина, незваный особист".
- Та, были под немцем, - зло ответила старшая. - На всю жизнь клеймо.
Не мы же остались, нас оставили... Фильтрацию эту прошли, -и, указав на
воткнутые в песок большие совковые лопаты, закончила: - Вот они нас и
фильтруют... от восхода до заката.
Воцарилось молчание. Но вскоре вкусная, обильная еда и виноватый вид
лейтенанта растопили ледок. А после позднего ужина потянуло всех к тихой,
душевной беседе. Но речи речами, а взгляды молодых женщин все чаще
останавливались на попутчике, ласкали юношеское лицо, широкие плечи, крепкую
грудь. А он и не замечал ищущих глаз, потому что подолгу глядел на нежную
Оксану. Ему хотелось назвать ее Ксаной, Ксюшей...
Завечерело. В углах вагона сгустилась темнота. Мерное постукивание
колес навевало сонливость. Речи иссякли.
- Вот що, девки, порубали, побалакали, пора и ухо давить, -
скомандовала старшая. - Чуть свет лопаты к бою. Бери больше, кидай дальше.
Так-то... Этот угол наш, тут и постелимся.
- И, поглядев на гостя, продолжила: - А тебе, командир, вот что скажу.
Нас восемь, мужик один. Бог послал за нашу простоту. Ты всем глянулся...
Краска залила лицо Леонида.
- Ишь зарделся, как панночка. Али не понял, что голодные мы на
мужиков... Но тебя не неволим. Сам выбирай... А то, - криво усмехнулась, -
разыграем, кому достанется...
Говорила с горечью от одиночества и тоски. Да Леонид и сам понимал их,
обойденных судьбой. Думал так, а смотрел неотрывно на Оксану, любуясь
голубизной ее глаз, нежными ямочками на щеках, думалось - ланитах, высокой
грудью, стесненной застиранным платьицем.
- Да уж ладно, - промолвила Агриппина, - ясно, кто тебе люб - Ксюша...
А вы, девицы, идите на свои места согласно купленным билетам. Молодым пора
на покой. У командира - шинель, Оксана возьмет мою плащ-палатку, что от
фрицев осталась. Да идите, стелитесь в том углу... Повинуясь команде
старшей, женщины встали. Иные ворчали: "Тебе бы, Гапка только командовать.
Нам, выходит, и доли нет". - "Пусть он сам выбирает". - "Да Ксеня и сама не
пойдет, скромная она".
Но девушка гордо оглядела подруг и, словно повинуясь ее взгляду, они
смолкли. Оксана взяла у старшей плащ-палатку и посмотрела на Леонида,