"Юлия Шмуклер. Последний нонешний денечек (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

побежит грабить: хрусталь, фарфор, картины в золотых рамах... Узлы будут
паковать, в скатерти заворачивать, люстру с мясом вырвут... Вот уже
действительно:
"Запирайте етажи, нынче будут грабежи!". Нет, у Гликманов не было ни
малейшей надежды уцелеть, если только они не бросят свое добро и не
скроются - куда?
Рыжие евреи - куда они побегут?
"А что если - в Биробиджан?.. Самим, - придумала Женька, - в мягком
вагоне?" Она даже развеселилась, но потом вспомнила Раиных родителей -
толстых, напуганных - и поняла, что никуда они не поедут. Не хватит у них
пороху.
И они, Левины, тоже никуда не поедут, по другой причине. "Что со всеми
будет, то и с нами, - подумала Женька. - Что мы, лучше других, что ли?"
Это были странные мысли, и странно было, что все это наяву. Такая
действительность не имела права существовать; наверное, можно было
как-нибудь проснуться, усилием воли. Женька вздохнула, собрала книжки,
пошла. Снег падал косо, по диагонали сиреневого параллелепипеда,
образуемого мостовой, двумя рядами домов и низким серым небом. Только
сейчас ей стало страшно - боже мой, что это такое она наговорила! Ведь за
ерунду сажают, а тут... Папа, бедный, побежит с передачами, будет просить,
унижаться... О господи, надо пересидеть дома, как Рая, не ходить...
Уехать...
Она не спала ночь, ни папе, ни тете Лиле ничего не сказала, а утром,
еле живая, побрела в класс - дома оставаться было ещё страшнее. Так хоть
по лицам можно было что-то узнать, и, вообще, на людях.
- Уколы делают, прямо через рукав... Так вот прямо всунет и готово,
рак... - таковы были первые слова, которые она услышала, открыв дверь.
Увидев ее, все замолчали. Девицы, как пчелы, роились вокруг парты, за
которой сидела Зарема, крупная, как и полагается матке, и осуществляла
общее руководство. Под их взглядами Женька прошла к парте, стараясь не
горбиться, достала книжку и сделала вид, что читает. Ну, что ж, пусть
послушает, что народ говорит.
- Вчера в ЦУМе женщина кричала. Как раз сапожки давали; она кричит,
задыхается...
- Какие сапожки?
- Ничего, симпатичные...
- А я вот слышала, - начала Зара, пресекая легкомыслие, - как один
еврей из мальчика собаку сделал. У него соседи собаку украли, так он что
сделал, украл сына ихнего, маленького, посадил в подвал и лаять учил.
Пришли, а уж он не говорит, только лает.
- Ах, паразит! Вместо собаки!
- Ой, девочки, что деется!
- Я б его сожгла, живьем. Или в землю закопала.
- Его милиция отбила, - сказала Зара важно. - Судить хотят.
- Да-а, знаем мы, судить... Сунут взятку, и поминай как звали.
- Они все такие. Их засудить очень трудно, очень.
- Ой, девочки, - только не перебивайте, - теперь я понимаю, почему моя
тетя в прошлом году умерла. Так быстро, так быстро, мы просто не могли...
- А в родильных домах что делается! Вы только послушайте - нет, честное
слово, вот ей-богу, - как родится мальчик, так они ему сразу что-то