"Юлия Шмуклер. Автобиография" - читать интересную книгу авторакакой-то донос на незнакомом языке и векселей на сумму 1 млн. долларов,
что скрыла от мамы. Потом нас два часа везли по очень плоскому шоссе, обнесенному колючей проволокой, за которой цвели апельсины - и когда мы прибыли на отведенную нам плешь и повалились на койку, я тут же увидела свой первый сон: меж зеленых шелковистых берегов канала "Москва - Волга", по очень синей воде шел белый пароходик, почти касаясь бортами берегов; я стояла на верхней палубе и трогала босой ногой теплые доски. Проснувшись, я поняла, что если я не буду писать - я погибла. С тех пор прошло почти три года и моя душа почти оправилась от переселения. Теперь этот загробный мир, где я бродила неприкаянно, обрел для меня реальность и я знаю, что если я сяду на пятьсот второй автобус, то приеду на Тель-Авивскую "тахану мерказит", а не на Комсомольскую площадь. Я уже знаю адреса и телефоны тех добрых людей, которые могут подать духовное утешение и оказать практическую помощь - и на то и на другое мне здесь исключительно везло, и непрерывно кто-нибудь подкладывал солому под бока, вплоть до издания этой книги. Земля-Россия серым туманным шаром плывет внизу и забыть ее нельзя, как жизнь до гроба - а вернуться невозможно и не хочется. Как в правильно организованной загробной жизни, здесь видишь обратную сторону тех медалей, на которые я глазела на земле. Социализм - пожалуйста, но без лагерей, под водительством меньшевиков и волею народа. Никогда бы не подумала, что такая вещь возможна и что Каутский мне еще отзовется. Я думала, меньшевиков почистили в России. Но к их чести надо видимо-невидимо, и из десяти заповедей заповедь "не укради" куда-то выпала. А также последняя заповедь, где сказано, чтоб не пожелать квартиры ближнего своего и ничего из его вещей. Вилла и Вольво стоят литыми тельцами в мирное время, и им приносятся жертвы и всесожжения. В военное время к алтарю отечества выходят мальчики и своей жертвенной кровью все очищают. Остается надеяться, что Бога нет - ибо за такие вещи карают. Антисемитизма, слава Богу, нету - но есть многонациональный еврейский народ, который в печати и при встречах мне объясняет, что я другая и чтоб знала свое место. Я считаю, что это они другие и опираюсь на национальную гордость великороссов. Но это такая новая опора, что иногда я бываю рада одинокому интеллигентному антисемиту, который мне живо напоминает, что я полнокровная еврейка, а не бледный выходец из России. Я бы только не хотела, чтобы антисемитов было слишком много - это мы уже проходили. Зато свобода оказалась столь же обширна, как прошлое рабство, и является нескончаемым резервуаром здоровья. Не только потому, что в России я уже гнила бы в лагере, или находилась на пути туда - писательская страсть и советская власть несовместимы. Но в кислородной свободной атмосфере можно говорить, не задыхаясь и облегчить душу на полную катушку. Можно по каплям выдавить из себя раба - после стольких лет тюрьмы я несколько рабоватая. Можно, наконец, оторвать от этой тюрьмы взгляд и подумать о чем-нибудь другом: не хотела бы я кончить свою вторую жизнь таким же политическим уродом, каким кончила первую. И что самое полезное - свобода непрерывно |
|
|