"Юлия Шмуклер. Автобиография" - читать интересную книгу автора

какой-то донос на незнакомом языке и векселей на сумму 1 млн. долларов,
что скрыла от мамы. Потом нас два часа везли по очень плоскому шоссе,
обнесенному колючей проволокой, за которой цвели апельсины - и когда мы
прибыли на отведенную нам плешь и повалились на койку, я тут же увидела
свой первый сон: меж зеленых шелковистых берегов канала "Москва - Волга",
по очень синей воде шел белый пароходик, почти касаясь бортами берегов; я
стояла на верхней палубе и трогала босой ногой теплые доски. Проснувшись,
я поняла, что если я не буду писать - я погибла.

С тех пор прошло почти три года и моя душа почти оправилась от
переселения. Теперь этот загробный мир, где я бродила неприкаянно, обрел
для меня реальность и я знаю, что если я сяду на пятьсот второй автобус,
то приеду на Тель-Авивскую "тахану мерказит", а не на Комсомольскую
площадь. Я уже знаю адреса и телефоны тех добрых людей, которые могут
подать духовное утешение и оказать практическую помощь - и на то и на
другое мне здесь исключительно везло, и непрерывно кто-нибудь подкладывал
солому под бока, вплоть до издания этой книги. Земля-Россия серым туманным
шаром плывет внизу и забыть ее нельзя, как жизнь до гроба - а вернуться
невозможно и не хочется.

Как в правильно организованной загробной жизни, здесь видишь обратную
сторону тех медалей, на которые я глазела на земле. Социализм -
пожалуйста, но без лагерей, под водительством меньшевиков и волею народа.
Никогда бы не подумала, что такая вещь возможна и что Каутский мне еще
отзовется. Я думала, меньшевиков почистили в России. Но к их чести надо
сказать, они не сажают - настолько патологически, что воров развелось
видимо-невидимо, и из десяти заповедей заповедь "не укради" куда-то
выпала. А также последняя заповедь, где сказано, чтоб не пожелать квартиры
ближнего своего и ничего из его вещей. Вилла и Вольво стоят литыми
тельцами в мирное время, и им приносятся жертвы и всесожжения. В военное
время к алтарю отечества выходят мальчики и своей жертвенной кровью все
очищают. Остается надеяться, что Бога нет - ибо за такие вещи карают.

Антисемитизма, слава Богу, нету - но есть многонациональный еврейский
народ, который в печати и при встречах мне объясняет, что я другая и чтоб
знала свое место. Я считаю, что это они другие и опираюсь на национальную
гордость великороссов. Но это такая новая опора, что иногда я бываю рада
одинокому интеллигентному антисемиту, который мне живо напоминает, что я
полнокровная еврейка, а не бледный выходец из России. Я бы только не
хотела, чтобы антисемитов было слишком много - это мы уже проходили.

Зато свобода оказалась столь же обширна, как прошлое рабство, и является
нескончаемым резервуаром здоровья. Не только потому, что в России я уже
гнила бы в лагере, или находилась на пути туда - писательская страсть и
советская власть несовместимы. Но в кислородной свободной атмосфере можно
говорить, не задыхаясь и облегчить душу на полную катушку. Можно по каплям
выдавить из себя раба - после стольких лет тюрьмы я несколько рабоватая.
Можно, наконец, оторвать от этой тюрьмы взгляд и подумать о чем-нибудь
другом: не хотела бы я кончить свою вторую жизнь таким же политическим
уродом, каким кончила первую. И что самое полезное - свобода непрерывно