"Юлия Шмуклер. Автобиография" - читать интересную книгу автора

возможности. Такой возможности не предвиделось - и я с тоской смотрела,
как его здоровенные руки подбираются к моему горлу. Потом я вдруг
осознала, что мы уже разъехались по разным городам и еще не сидим - ив
меня впервые за эти годы поступил кислород.

Отныне главной моей заботой стала моя голова: от Каутского, шамота и
трехфазного она вышла консистенции мореного дуба и образовывала с
советской властью единый конгломерат. С такой головой нельзя было
предъявлять к социализму никаких претензий. Я уже кончала институт с
дипломом инженера-электрика и скоро меня распределяли на подстанцию, где я
должна была сидеть, как сардина в банке. Я ходила мрачная в своем
замызганном пальто, которое оттрубило первый семилетний срок и наряду с
уважением к качеству английского сукноваляния поселило во мне устойчивый
комплекс неполноценности. В нашей коммунальной квартире на Козихинском,
недалеко от знаменитых Патриарших, где являлся булгаковский Воланд,
осатаневшая соседка-шизофреничка бегала с топором и рубила им дверь, когда
я пробовала играть на пианино. Денег не было совершенно - хотя я достала
рефераты по биологии и подрабатывала. Биологию я понимала какой-то
серединой головы - когда я читала специальные статьи, какие-то обломки
слов подымались оттуда и реяли вокруг. Не знаю как, но это были грамотные
рефераты и их печатали в журнале "Природа". Когда я заходила в знакомый
биологический институт и видела их центрифуги в коридорах, мне дурно
делалось от моей неразделенной страсти. Каждый раз я давала себе слово
уйти в лаборантки, как мальчик, который мечтает убежать в моряки - для
этого надо было сначала три года отсидеть на подстанции. Положение
казалось безвыходным - и тут мне повезло: началась кибернетика.

На мутной волне становления этой буржуазной лженауки тысячи еврейских
лишенцев пронырливо кинулись использовать хрущевскую эру - и среди них я,
толкаясь и глазея, куда-то вбежала и за что-то зацепилась. Поза была не из
самых приличных. Когда поток схлынул, мы остались лжеучеными, нахальными и
необразованными, с неожиданной свободой действий - никто не знал, с чем
эту кибернетику едят и можно было замазать любые административные очи.
Институт наш был старый академический паучник, размещавшийся в облезлом
клоповничке на Комсомольской, где большие пауки сидели по углам и вели
феодальную рознь, а маленькие водили хороводы. Меня никто не трогал, а у
меня своих дел было по горло: я прицепляла к кибернетике биологию.
Выяснилось, что голую нельзя, а только закутанную в математические пелена
- желательно из модерной грубой дерюги, вроде теории автоматов, но
годились и классические непрерывные ткани, лишь бы были. Я начала эти
матерьялы развертывать и изучать, и тут обнаружилось жуткое дело и
оправдались худшие мои опасения: я была абсолютно дефективна во всем, что
касалось математики.

С какой-то крестьянской подозрительностью я щупала каждое определение в
учебниках, ничему не верила и думала: "ну, это мы еще посмотрим". Смотреть
было нечего .- я не понимала ни одной страницы и ни одного рассуждения. Я
пробовала ездить на лекции в Университет, но это было как принудительное
кормление через кишку. Хуже всего, что я никак не могла примириться со
своим идиотизмом и тупо билась головой о математическую стену, прибегая к