"Юлия Шмуклер. Автобиография" - читать интересную книгу автора

на мне застегнуться в последние месяцы и потеряло на своей
самоотверженности вторую молодость; под конец оно бессильно висело по
бокам, а середину прикрывал шарфик. Когда родился сын, со мной как
тепловой удар сделался от любви: я пела, говорила, причитала и сказывала;
разверзлись хляби небесные слов, словечек, стишков и песенок, среди
которых главное место занимала "Серенькая мышка", выдающееся произведение
для шестимесячного возраста. Мои знакомые любили петь его хором - но зато
им без исключения стало ясно, что моя профессиональная песенка спета: в 29
лет научную жизнь не начинают. Даже муж махнул на меня рукой и сказал:
"банкета финита". И сама я, когда повертелась полгода среди обедов,
стирки, уборки и гуляний, почувствовала с холодным потом на лбу, что
погребаема заживо. Это было навечно, пожизненно, без пересмотра дела и
апелляций. Я была осуждена согласно библейскому приговору о рабе, зарывшем
свой талант в землю: "а негодного раба выбросьте во тьму внешнюю; там
будет плач и скрежет зубов". Теперь я была выброшена во внешнюю тьму скуки
и скрежет ее зубов раздавался в моей пустой голове. Было еще второе
преступление - я работала менялой в храме науки. У меня было время
подумать о своих изворачиваниях в одиночном заключении моей
двадцатичетырехметровой квартиры, и от каждого воспоминания меня корчило,
как от бича.

Короче, я отреклась от своей математики и поставила на ней большой черный
крест. Мне немедленно стало легче - с изворачиваниями было покончено.
Кроме того, я плюнула на свое деление человечества на классы - уж какая я
есть, такая есть. Как завязавший вор, решивший начать честную жизнь, я
наняла няньку и пошла на работу. У меня оставался еще год до выгона из
аспирантуры за отсутствие результатов, и я решила потратить его на
самообразование. Я обложилась книгами по моей любимой эволюции в начала
читать - примерно с того места, на котором меня прервали, когда не приняли
в Университет. Срок выгона неминуемо приближался, а я сидела и читала. И
впервые получала удовлетворение от работы, разбиралась, задавала себе
вопросы, находила ответы. У меня было мрачное и счастливое состояние
человека, который делает любимое дело и знает, что ему будет за это плохо.
За спиной я все время чувствовала ребенка, как тигрица детеныша, и было
просто опасно отнимать у меня здоровенный зеленый том эволюции популяций,
к которой я перешла после Дарвина и Гексли.

Но странно - чем больше я читала, тем очевидней мне становилось, что эта
эволюция так и вопиет к математике. Слишком многое хотелось просчитать,
проверить на простых моделях, меняя факторы по одному. Особенно волновал
меня вопрос о целесообразности - есть Бог или нет, или можно обойтись
случайными столкновениями. Как раз к тому времени безвременно умерший
талантливейший математик М. Цетлин придумал целую серию задач, посвященных
целесообразности. Я взяла его автомат, который он называл
"целесообразным", и стала смотреть, как он ходит по своим состояниям. Чем
больше я на него смотрела, тем больше он напоминал мне что-то. Я
покопалась в памяти - это было броуновское движение, в том примитивном
виде, в каком оно запечатлелось в моей голове в девятом классе средней
школы. Я не могла поверить своим глазам - почему же другие не видели? - и
потом маловероятно было, чтобы один из нескольких случайно завалявшихся в