"Зильке Шойерман. Девочка, которой всегда везло " - читать интересную книгу автора

усаживается на диван, на подушках которого явственно отпечаталась Инес, но
сразу же вскакивает. Прости, я вспылил, хотя, по правде сказать, все это...
Я должен был отвезти ее домой, поэтому я должен тебя поблагодарить. Я
прихожу в замешательство: нет, ну что ты, это же так естественно, я стараюсь
придать своему тону небрежность, будто я каждый вечер везу из кабака домой
десяток пьяных сестер, но одновременно, скорее подсознательно, я - больше по
поведению Кая и Кэрол, а не по выходкам Инес - начинаю понимать масштаб
катастрофы. Кай садится рядом со мной, его близость сбивает меня с толка,
наше неожиданное сообщничество выбивает у меня почву из-под ног, я сплетаю
ладони, встаю, пытаюсь сунуть руки в карманы брюк - один раз, два - и только
потом замечаю, что на мне юбка без карманов. Она больна, говорит он и
развивает мысль дальше, я и сам бы не прочь чего-нибудь выпить, но боюсь,
что у Инес ничего не осталось. В морозилке есть водка, говорю я, как
примерная хозяйка дома, могу принести; он не говорит ни да ни нет, и я
торопливо иду на кухню. Я беру бутылку, ладони мои от соприкосновения с ней
становятся ледяными, пальцы оставляют четкие отпечатки на покрытом изморозью
стекле. Я щедро наливаю ему, себе меньше. Выпивка его не успокаивает. Он
начинает расхаживать по комнате, как тигр по тесной клетке. Знаешь, я долго
ничего не замечал, сначала верил всему, что она говорила, верил ее
объяснениям, когда она мгновенно пьянела от пары бокалов вина - она
говорила, что ничего не ела целый день или что занималась до этого два часа
в фитнес-клубе, и поэтому алкоголь так сильно действует. Потом до меня стало
доходить, что она частенько являлась ко мне вечерами уже немного навеселе -
якобы поужинать, но речь шла не о еде, она вообще практически ничего не ела,
весь вечер мы проводили за выпивкой. Он замолкает, видимо мысленно себе все
это представляя. Наступал момент, когда мозг бунтовал, она становилась
совсем другой, ее захватывало какое-то одно-единственное, отвратительное,
мерзкое чувство, и я никогда не мог заранее сказать, что это будет - ярость,
агрессия или жалость к себе, ибо это не имело ничего общего с тем, что
происходило минутой раньше, чувство было абсолютно произвольным, чувство
обезображивало ее, делало чужой, я называю это часом между собакой и волком.
Она начинала крушить мебель или кидаться на меня с ножом, иногда пыталась
ударить себя - о, она так сильно себя ненавидит, что бьет все, что
попадается ей на глаза, можешь считать, что тебе повезло - сегодня она была
настроена миролюбиво. Она никогда не была агрессивной, тихо говорю я, грея в
ладонях холодный стакан. Она всегда была очень дружелюбной, просто временами
вдруг выпадала, исчезала - самое большее на десять - пятнадцать минут. Но в
это время она ничего не творила. Меня вдруг охватило страстное желание
говорить, слова рвались наружу с неудержимой силой, я должна была объяснить
ему, откуда взялось это чувство, эти эмоции, отчего Инес пила? Пила - потому
что это передал нам по наследству отец, сначала я думала, что мне одной, и
только потом мне стало ясно, что нет. Но тут меня заклинило, слова не шли,
да и как можно все это выразить словами? Да, говорит Кай, все понятно,
ладно, она совсем распустилась; я киваю, хотя я так не думаю, во всяком
случае, не в таком смысле. Он снова принимается бегать по комнате, как
раненый зверь, ищущий, где гнездится не отпускающая его боль. Это сводит
меня с ума, но я молчу, не произношу ни слова и стараюсь не отрывать взгляд
от его лица - словно это может его остановить, - от благородного, но
вышедшего из повиновения лица, быть может, оно немного устало и начало
менять выражение по собственному произволу. Кай говорит, уставив взгляд в