"Зильке Шойерман. Девочка, которой всегда везло " - читать интересную книгу автора

было макияжа, его покрывали пятна, в глазах дрожали слезы - с таким лицом
она получала все, что хотела, а я прекрасно знала это ее лицо - лицо для
просьб. Я плохо слышала, что она говорила, но все понимала по движениям ее
бледных губ. У нее болела голова, и она рассчитывала, что я приглашу ее на
чашку кофе. Конечно, конечно, ответила я с очаровательной улыбкой - по
крайней мере, я изо всех сил постаралась ее изобразить, хотя внутри у меня
все кипело и бурлило, - как же мало она изменилась, думала я, моя сестрица
продолжает оперировать все теми же, по сути, старыми трюками. Она всегда
целенаправленно пользовалась своими телесными недомоганиями, чтобы чего-то
добиться. Раньше для этого ей служили носовые кровотечения, случавшиеся
всякий раз, когда ей что-то не нравилось; особенно охотно она делала это за
ужином, в присутствии отца. Она, казалось, и сама не замечала, как темные
капли крови капают на белый хлеб в ее тарелке, но отец никогда не терял из
виду свою любимицу - он что-то буркал себе под нос, поспешно вскакивал из-за
стола и приносил пропитанную холодной водой тряпку, чтобы прижать ее к
затылку Инес, а когда кровотечение прекращалось, скручивал два тонких
фитилька из салфеток и вставлял в ноздри своей любимой дочке. Мой слоненок,
нежно приговаривал он, а слоненок усаживался на зеленый диван перед
телевизором и выбирал, какой фильм мы будем смотреть после вечерних
новостей. Тем временем я пожирала остатки ужина со всех четырех тарелок,
обходя стороной лишь надкусанный хлеб Инес, на котором высыхали капельки
крови.
Дождь снаружи прекратился; воздух был прозрачен, чист и прохладен; эту
прохладу мы охотно покупаем во флаконах, чтобы потом распрыскать в комнате,
но в трамвае, который, раскачиваясь и дребезжа, тронулся с места, было
невыносимо влажно. Вокруг толпились люди с мокрыми зонтами, с них текли на
пол струйки воды. Я пропустила Инес вперед, и она тотчас натолкнулась на
женщину, державшую забрызганную грязью коричневую детскую коляску;
осторожнее, сердито сказала женщина, и Инес, опустив голову, пропала между
другими пассажирами; на пару долгих минут я потеряла ее в этой безымянной и
безликой массе, но потом снова обнаружила - она сидела лицом по направлению
движения на одном из мест в отсеке из четырех сидений, поставив на колени
спортивную сумку. Место рядом с ней было свободно, но напротив сидел мужчина
с хищным ястребиным лицом. То, как он улыбался - напористо и агрессивно, -
мне не понравилось, и я решила не садиться. Я подмигнула Инес и устроилась
на свободном месте у дверей. Мы ехали долго, и я все время наблюдала за
сестрой - как она сидела в своей оливково-зеленой куртке, вцепившись
пальцами в сумку, миленькое бледненькое созданьице, идущее по большому
городу своей неприметной дорогой. Когда мы доехали до Тексторштрассе, я
подумала, чего она от меня хочет, и сделала ей знак, что мы выходим. Мы
прошли мимо старухи, сидевшей под навесом остановки с плотно набитыми,
разорванными на боках пластиковыми пакетами. Старуха приветливо нам кивнула.
Своей изношенной меховой курткой, испуганными глазками и усиками она
напомнила мне старого усталого кролика.
В передней мигал автоответчик. Суббота, еще нет десяти - самое
абсурдное время для звонков, но я тотчас поняла, что это звонили американке,
жившей здесь до меня; поэтому я махнула рукой Инес, дав ей понять, чтобы она
спокойно осваивалась, пока я послушаю запись. Я нажала кнопку
воспроизведения. Уже известный мне по десяткам предыдущих звонков Фрэнсис
просил позвонить. Он умолял: Susan, please. Darling, и по тому отчаянию,