"Зильке Шойерман. Девочка, которой всегда везло " - читать интересную книгу автора

Кэрол. Я судорожно откашливаюсь. Могу дать тебе немного овощей, говорит
Кэрол и действительно что-то сваливает в мою тарелку через край своей, я
раздраженно смотрю на этот неожиданный подарок - до сих пор я считала край
тарелки естественной границей, каковую не нужно переступать. Кэрол
оскорбленно пожимает плечами и начинает перегружать брокколи и грибы в
тарелку Ребекки, которая тотчас начинает поедать дары механическими
движениями, как робот, в высшей степени эффективно запрограммированный на
процесс поглощения пищи. На своей тарелке я засыпаю овощи рисом, на рис
кладу курицу, а потом снова принимаюсь менять слои. Знаешь, что посоветовал
диетолог Гвинет Пэлтроу? Серые глаза Ребекки не мигая смотрят на меня. Она
не улыбается; ее тонкие губы жирно поблескивают. Нет, не имею ни малейшего
представления. Диетолог посоветовал ей есть обнаженной перед зеркалом, чтобы
наилучшим образом контролировать действие каждого отдельного пищевого
продукта на ее организм. Ребекка открывает рот, и я вижу розовый язык и
очень здоровые белые зубы, когда она смеется. Я откладываю палочки в
сторону. Ребекка празднует победу. Тебе что-то не нравится? - она сверлит
меня взглядом. Ей едва удается скрыть свое торжество по поводу моей
капитуляции, и я отвечаю: да, в самом деле, мне это не нравится, на что она
немедленно отвечает, что лично ей все кажется невероятно вкусным. Я
объясняю, что не сказала, что это невкусно, я сказала, что мне это не
нравится, а это большая разница. Ребекка, ни к кому в отдельности не
обращаясь, говорит: она иезуитка, с ней не соскучишься. Кэрол не скучает,
она смотрит во все глаза на Инес. Я перехватываю злобный взгляд Ребекки, она
не готова так быстро свыкнуться с мыслью, что эта женщина делит постель с
Кэрол и царит в ее снах, нет, пока Кэрол неуклюже пытается заключить мир со
всеми, Ребекка начинает всерьез ненавидеть соперницу. Я спрашиваю Ребекку,
не страшно ли ей делать фильмы ужасов, хорошо ли спит она ночами... я
спрашиваю ее об этом глупым детским тоном, чтобы разозлить и посмотреть, как
она будет парировать. Она говорит, что интерес к фильмам ужасов обусловлен
тем, что они без затей и непосредственно связаны с вечными проблемами всех
людей любой эпохи, они заставляют человека почувствовать хоть что-то в мире,
в котором притуплены все чувства. Они пользуются для этого любыми
средствами. При этом она смотрит на Инес, которая от неожиданного натиска
опускает в тарелку поднесенную было ко рту вилку и в первый раз хватается за
бокал шампанского. Вот как, говорит она и делает глоток. Я бы так не смогла,
говорю я Ребекке, снова предлагая ей себя на роль соперницы. Я бы не смогла
на все это смотреть. Я бы не стала все время наблюдать эти отвратительные
вещи и уродовать собственную душу. Ребекка делает вид, что задумывается. Ну,
я не думаю, что красота и уродство очень сильно отличаются друг от друга...
Главная проблема заключается в том, что каждый считает себя вправе
рассуждать о такой популярной вещи, как фильмы. Она заканчивает дискуссию,
глотает последний кусок и, сопя, отодвигает от себя пустую тарелку.
Я извиняюсь, говоря, что на минутку отлучусь, но иду не в туалет, а
выхожу на блестящую под дождем пустынную улицу. Мне становится хорошо на те
краткие мгновения, когда можно стоять без пальто и наслаждаться холодком до
тех пор, пока не озябнут руки и не потянет в тепло помещения, и не станет
безразлично, что тебя там ожидает. Я стояла, засунув руки в карманы брюк, и
смотрела на отражения фонарей в лужах, а в мозгу теснились, беспорядочно
сменяя друг друга, картины, ни на одной из которых я не могла
сосредоточиться. О стекло моего окна расшиблась еще одна птичка. Это