"Зильке Шойерман. Девочка, которой всегда везло " - читать интересную книгу автора

Играли весенние вальсы - это в январе. Я только начала накрывать на стол, а
Инес уже замолкла и принялась тупо смотреть на стол. Между нами снова
наступило молчание. Как в начале флирта: каждый ждет, что другой сделает
первый шаг, любое промедление расценивается как нежелание продолжить
совместный танец. Я поняла, что она может спокойно вытерпеть большее, если
на нее надавить, и, подавляя бешенство, принялась восторгаться Римом. Инес
слушала меня двадцать минут и успела за это время дважды сходить в туалет.
Во второй раз она вернулась со своим все еще мокрым купальником, тихо
беседуя по мобильному телефону, причем я услышала, как она скороговоркой
сообщает мой адрес. Пока она разговаривала по телефону, я сняла с вешалки ее
куртку, и она истолковала мой жест весьма практично, это немедленно
отразилось на ее лице обиженным выражением. Это подействовало, я решила
исправить положение и сказала, что нахожу куртку просто великолепной.
Я не рассчитывала, что она немедленно захочет мне ее подарить. Нет,
правда, сказала она; ни в коем случае, ответила я. Мы продолжали спорить,
когда в дверь позвонили. Мужчина представился и протянул руку. Она была
почти такой же загорелой, как моя, - может быть, он тоже только недавно
вернулся из теплых краев. Мне пришлось задрать голову - таким высоким он
уродился; на его большом носу сидели почти невидимые очки, глаза были
наполовину зелеными, наполовину синими. Мужчина мне понравился, несмотря на
то что ему случилось быть другом Инес. Я могла бы, подумалось мне,
обернуться к Инес и сказать, а он хорош - просто для того, чтобы посмотреть,
что из этого выйдет. Так как Инес не соизволила выйти, я сказала Каю, что
она сидит на кухне, и он тотчас мимо меня быстрым шагом направился в верном
направлении. Я едва успела за ним бегом. Откуда вы знаете, куда идти? -
спросила я. Он ответил: старые дома на этой улице все построены одинаково, в
этом районе раньше жил мой друг. В его голосе было нечто осуждающее, словно
его друг и я, взятые каждый сам по себе, были не чем иным, как досадными
ошибками в этом, на один манер скроенном мире, каковой мы, будучи его
обитателями, так и не смогли как следует рассмотреть. В кухне сидела
поникшая Инес; она поприветствовала своего друга без всякого энтузиазма,
промямлив нечто вроде "вот-и-ты-наконец", на что Кай живо поинтересовался,
не надо ли нам поговорить. Поговорить? О чем? - в свою очередь
поинтересовалась я и выключила, наконец, проклятое радио. Ответа я не
дождалась. Кай смотрел на неподвижно уставившуюся в дно кофейной чашки Инес,
взгляд его буравил мокрое пятно на рубашке Инес, оставленное влажным
кончиком конского хвоста на спине - между лопаток. Сестрица, скорее, висела
на стуле, нежели сидела на нем. Никогда прежде мне не приходило в голову,
что процесс сидения может быть настолько пассивным занятием. Пожалуйста,
пойдем, вдруг сказала она, взяла куртку, доверив Каю нести ее спортивную
сумку. Расслабленно прикрыв глаза, я смотрела из окна, как они шли к
припаркованному на противоположной стороне улицы древнему темно-синему
"мерседесу"; на таких, с позволения сказать, автомобилях любят ездить
рекламщики и люди искусства; кто знает, возможно, этот Кай тоже какой-нибудь
художник. Он не положил ей ладонь на плечо, а она не взяла его под руку.
Потом я внезапно заметила, что на Инес надет один только свитер.
Догадываясь, в чем дело, я подбежала к входной двери, открыла ее и
действительно увидела в стенной нише аккуратно сложенную оливково-зеленую
куртку. Я надела ее на себя, и куртка идеально пришлась мне впору. В ней я
прогулялась по квартире, потом, когда стало слишком жарко, вышла на балкон.