"Зильке Шойерман. Девочка, которой всегда везло " - читать интересную книгу автора

бросилась к телефону.
Кай извинился за столь поздний звонок. Было слышно, что он сильно
нервничает. Он курил, я слышала, как щелкнула зажигалка. Сказал, что он
должен со мной поговорить. О чем? - интересуюсь я в ответ. Смотрю из
прихожей в кухню, где стоял Кай, и на этот раз представляюсь. Воображаю, как
он напряжен, сидит на стуле, неестественно выпрямив спину, в руке медленно
сгорает сигарета. Это не телефонный разговор, сказал он. Не телефонный, это
меня рассмешило. Но где мы поговорим? В кафе? Он соглашается. Завтра ему
подходит, он может встретиться со мной после работы. Завтра воскресенье,
напоминаю я. Он что, действительно художник? Фотограф, отвечает он. Завтра у
них съемка. Я напросилась посмотреть, записала адрес на посте. Я приклеила
его на палец. Куда бы его деть? Эти посты повсюду, вся квартира заклеена
ими, бумажками, напоминающими о разных вещах, я просто помешана на постах. В
конце концов я приклеила новый пост на зеркало в прихожей, рядом с
напоминанием о лучшей парикмахерской города, в которой я ни разу не была, с
другой стороны наклеен совет коллеги из редакции.
На следующий день я собралась заблаговременно, надела новую куртку,
сняла пост с зеркала и сбежала вниз по лестнице. Выйдя на улицу, я поняла,
что без зонта не обойтись, и бегом снова поднялась на второй этаж. Через две
улицы была стоянка такси, и там действительно, словно дожидаясь меня, стояла
одна-единственная машина. Я махнула водителю, и он, сразу же опустив стекло,
показал мне свое маленькое темное обезьянье личико. Выставив вперед пост, я
села на заднее сиденье и посмотрела в окно. Мне ни разу не приходилось
бывать в этой части города, у старых фабричных цехов, где в восточной части
между домами загадочно, таинственно и пусто, огромные голые участки густо
поросли сорняком - настоящие стадионы. Я вспомнила о мальчишках со двора -
здесь они могли бы беспрепятственно предаваться своим садистским потехам. На
парковке стоял старый "мерседес" Кая - между двумя другими машинами.
Расплатившись с водителем, я пошла к входу, то и дело поглядывая на небо:
оттуда снова стал накрапывать дождь. У двери я кивнула плотной рыжей бабе,
стоявшей там без всякой видимой причины, но едва я вознамерилась пройти мимо
нее, как она сделала озабоченное лицо и спросила: ты сестра Инес? Бредовое
сходство. Меня зовут Кэрол. Я тебя проведу. В зале группка одетых в черное
молодых людей обступила двух крупных, щеголявших в легких летних платьях,
девиц лет четырнадцати или пятнадцати, с профессиональной непристойностью
прислонившихся к стене. Вокруг усердно суетится фотограф - не Кай, другой;
он падает на колени, вжимается в стену с направленной на девочек камерой, то
подходит к ним, то опять удаляется. Хочешь посмотреть? - спрашивает Кэрол. Я
отрицательно качаю головой, и она ведет меня дальше, мимо группы, открывает
черную дверь в стене зала, аккуратно нажимая на ручку, вталкивает меня
внутрь в это отдельное помещение - атмосфера здесь разительно иная, нежели в
зале, - здесь темно и тесно, в воздухе висит сосредоточенная тишина.
Ощупывая руками стенку, я тихонько продвигаюсь вперед и постепенно начинаю
видеть окружающее. На стуле освещенная белым светом сидит очень старая
женщина с такими тонкими морщинами на лице, что кажется, будто они сложились
в идеально ровную плоскость, то было совершенно невинное детское лицо, лицо,
которому было, наверное, сто лет, но у меня возникло такое чувство, словно я
заглянула за старую кожу этого лица лет на восемьдесят или девяносто назад и
увидела девочку, какой была тогда эта женщина. Я смотрела на ее слегка
искривленные кисти, мирно лежавшие на коленях, пальцы напомнили мне когти,