"Михаил Шолохов. Тихий Дон (книги 3, 4)" - читать интересную книгу автора

Ольга провожала их. Черное шелковое платье подчеркивало ее неяркую
красоту. Она улыбалась заплаканными глазами, некрасиво опухшие губы
придавали ее лицу волнующе-трогательное, детское выражение. Такой она и
запечатлелась в памяти Листницкого. И он долго и бережно хранил в
воспоминаниях, среди крови и грязи пережитого, ее светлый немеркнущий
образ, облекая его ореолом недосягаемости и поклонения.
В июне Добровольческая армия уже втянулась в бои. В первом же бою
ротмистру Горчакову осколком трехдюймового снаряда разворотило
внутренности. Его выволокли из цепи. Час спустя он, лежа на фурманке,
истекая кровью и мочой, говорил Листницкому:
- Я не думаю, что умру... Мне вот сейчас операцию сделают...
Хлороформу, говорят, нет... Не стоит умирать. Как ты думаешь?.. Но на
всякий случай... Находясь в твердом уме и так далее... Евгений, не оставь
Лелю... Ни у меня, ни у нее родных нет. Ты - честный и славный. Женись на
ней... Не хочешь?..
Он смотрел на Евгения с мольбой и ненавистью, щеки его, синевшие
небритой порослью, дрожали. Он бережно прижимал к разверстому животу
запачканные кровью и землей ладони, говорил, слизывая с губ розовый пот:
- Обещаешь? Не покинь ее... если тебя вот так же не изукрасят...
русские солдатики. Обещаешь? Молчишь? Она хорошая женщина. - И весь
нехорошо покривился. - Тургеневская женщина... Теперь таких нет...
Молчишь?
- Обещаю.
- Ну и ступай к черту!.. Прощай!..
Он вцепился в руку Листницкого дрожливым пожатием, а потом неловким,
отчаянным движением потянул его к себе и, еще больше бледнея от усилий,
приподнимая мокрую голову, прижался к руке Листницкого запекшимися губами.
Торопясь, накрывая полой шинели голову, отвернулся, и потрясенный
Листницкий мельком увидел холодную дрожь на его губах, серую влажную
полоску на щеке.
Через два дня Горчаков умер. Спустя один день Листницкого отправили в
Тихорецкую с тяжелым ранением левой руки и бедра.
Под Кореновской завязался длительный и упорный бой. Листницкий со своим
полком два раза ходил в атаку и контратаку. В третий раз поднялись цепи
его батальона. Подталкиваемый криками ротного: "Не ложись!", "Орлята,
вперед!", "Вперед - за дело Корнилова!" - он бежал по нескошенной пшенице
тяжелой трусцой, щитком держа в левой руке над головой саперную лопатку,
правой сжимая винтовку. Один раз пуля с звенящим визгом скользнула по
покатому желобу лопатки, и Листницкий, выравнивая в руке держак,
почувствовал укол радости: "Мимо!" А потом руку его швырнуло в сторону
коротким, поразительно сильным ударом. Он выронил лопатку и сгоряча, с
незащищенной головой, пробежал еще десяток саженей. Попробовал было взять
винтовку наперевес, но не смог поднять руку. Боль, как свинец в форму,
тяжело вливалась в каждый сустав. Прилег в борозду, несколько раз, не
осилив себя, вскрикнул. Уже лежачего, пуля куснула его в бедро, и он
медленно и трудно расстался с сознанием.
В Тихорецкой ему ампутировали раздробленную руку, извлекли из бедра
осколок кости. Две недели лежал терзаемый отчаянием, болью, скукой. Потом
перевезли в Новочеркасск. Еще тридцать томительных суток в лазарете.
Перевязки, наскучившие лица сестер и докторов, острый запах йода,