"Михаил Шолохов. Тихий Дон (книги 3, 4)" - читать интересную книгу автора

Степь родимая! Горький ветер, оседающий на гривах косячных маток и
жеребцов. На сухом конском храпе от ветра солоно, и конь, вдыхая
горько-соленый запах, жует шелковистыми губами и ржет, чувствуя на них
привкус ветра и солнца. Родимая степь под низким донским небом! Вилюжины
балок суходолов, красноглинистых яров, ковыльный простор с затравевшим
гнездоватым следом конского копыта, курганы, в мудром молчании берегущие
зарытую казачью славу... Низко кланяюсь и по-сыновьи целую твою пресную
землю, донская, казачьей, не ржавеющей кровью политая степь!


У него маленькая сухая змеиная голова. Уши мелки и подвижны. Грудные
мускулы развиты до предела. Ноги тонкие, сильные, бабки безупречны, копыта
обточены, как речной голыш. Зад чуть висловат, хвост мочалист. Он -
кровный донец. Мало того: он очень высоких кровей, в жилах его ни капли
иномеси, и порода видна во всем. Кличка его Мальбрук.
На водопое он, защищая свою матку, бился с другим, более сильными
старым жеребцом, и тот сильно зашиб ему левую переднюю ногу, несмотря на
то, что жеребцы на попасе всегда раскованы. Они вставали на дыбы, грызли
друг друга, били передними ногами, рвали один на другом кожу...
Атарщика возле не было - он спал в степи, подставив солнцу спину и
раскоряченные ноги в пыльных накаленных сапогах. Противник свалил
Мальбрука на землю, потом гнал далеко-далеко от косяка и, оставив там
истекающего кровью, занял оба косяка, увел вдоль по обочине Топкой балки.
Раненого жеребца поставили на конюшню, фельдшер залечил ему ушибленную
ногу. А на шестой день Мишка Кошевой, приехавший к смотрителю с докладом,
стал свидетелем того, как Мальбрук, управляемый могучим инстинктом
продолжателя рода, перегрыз чембур, выскочил из станка и, захватив
пасшихся возле казармы стреноженных кобылиц, на которых ездили атарщики,
смотритель и фельдшер, погнал их в степь - сначала рысью, потом начал
покусывать отставших, торопить. Атарщики и смотритель выскочили из
казармы, слышали только, как на кобылицах звучно лопались живцы [путы,
треноги].
- Спешил нас, проклятый сын!..
Смотритель выругался, но смотрел вслед удалявшимся лошадям не без
тайного одобрения.
В полдень Мальбрук привел и поставил лошадей на водопой. Маток отняли у
него пешие атарщики, а самого, заседлав, увел Мишка в степь и пустил в
прежний косяк.
За два месяца службы в атарщиках Кошевой внимательно изучил жизнь
лошадей на отводе; изучил и проникся глубоким уважением к их уму и
нелюдскому благородству. На его глазах покрывались матки; и этот извечный
акт, совершаемый в первобытных условиях, был так естественно-целомудрен и
прост, что невольно рождал в уме Кошевого противопоставления не в пользу
людей. Но много было в отношениях лошадей и людского. Например, замечал
Мишка, что стареющий жеребец Бахарь, неукротимо-злой и грубоватый в
обращении с кобылицами, выделял одну рыжую четырехлетнюю красавицу, с
широкой прозвездью во лбу и горячими глазами. Он всегда был около нее
встревожен и волнующе резок, всегда обнюхивал ее с особенным, сдержанным и
страстным похрапом. Он любил на стоянке класть свою злую голову на круп
любимой кобылицы и дремать так подолгу. Мишка смотрел на него со стороны,