"Михаил Шолохов. Тихий Дон. Книга вторая (ПСС том 3)" - читать интересную книгу автора

вечернюю прогулку, он шел мимо сарая. До него донеслись полухмельные голоса
и хохот. Листницкий догадался, что каптенармус, ездивший в местечко Незвиску
за продуктами, привез оттуда самогонки и угостил казаков. Подвыпившие житной
водки казаки о чем-то спорили, смеялись. Возвращаясь с прогулки, Листницкий
еще издали услышал мощные раскаты песни и дикий, пронзительный, но складный
присвист:

На войне кто не бывал,
Тот и страху не видал.
День мы мокнем, ночь дрожим,
Всею ноченьку не спим.

"Фи-ю-ю-ю-ю-ю-ю! Фи-ю-ю-ю-ю-ю-ю! Фю-ю-ю!" - сплошной вибрирующей струей
тек, спиралью вился высвист, и, покрывая его, гремело, самое малое, голосов
тридцать:

В чистом поле страх и горе
Каждый день, каждый час.

Какой-то озорник, видно из молодых, оглушительно и коротко высвистывая,
бил по деревянному настилу пола вприсядку. Четко раздавались удары каблуков,
заглушаемые песней:

Море Черное шумит,
В кораблях огонь горит.
Огонь тушим,
Турок душим,
Слава донским казакам!

Листницкий шел, непроизвольно улыбаясь, норовя шагать в такт голосам.
"Быть может, в пехотных частях не так резко ощущается эта тяга домой, -
думал он. Но рассудок подсовывал холодные возражения: - А в пехоте разве
иные люди? Несомненно, казаки болезненней реагируют на вынужденное сиденье в
окопах - по роду службы привыкли к постоянному движению. А тут в течение
двух лет приходится отсиживаться или топтаться на месте в бесплодных
попытках наступления. Армия слаба, как никогда. Нужны сильная рука, крупный
успех, движение вперед - это встряхнуло бы. Хотя история знает такие
примеры, когда в эпоху затяжных войн самые устойчивые и дисциплинированные
войска расшатывались морально. Суворов - и тот испытал на себе... Но казаки
будут держаться. Если и уйдут, то последними. Все же это - маленькая
обособленная нация, по традиции воинственная, а не то что какой-либо
фабричный или мужицкий сброд".
Словно желая разубедить его, в сарае чей-то надтреснутый ломкий голос
затянул "Калинушку". Голоса подхватили, и Листницкий, уходя, слышал все ту
же тоску, перелитую в песнь:

Офицер молодой богу молится.
Молодой казак домой просится:
- Ой, да офицер молодой,
Отпусти меня домой,