"Заезд на выживание" - читать интересную книгу автора (Фрэнсис Дик, Фрэнсис Феликс)

Выражаем благодарность Майлзу Беипету, барристеру, Гаю Лейденбургу, барристеру, Дэвиду Уайтхаусу, королевскому адвокату Френсис Д.

Глава 14

В пятницу прямо с утра я отправился за покупками в Ньюбери. Взял такси и провел часа два, покупая себе не то чтобы новый полный гардероб, но вещи, в которых прилично было бы показаться в Королевском суде Оксфорда.

Девушка за стойкой приемной удивленно приподняла брови, когда я вернулся в «Квинс Арме» с двумя чемоданами багажа, которого не было при мне вчера.

— Потерялся в аэропорту и вот нашелся, — сказал я ей, и она понимающе кивнула.

И даже помогла донести чемоданы до номера, а я ковылял сзади на костылях.

— Вы и на эту ночь тоже остаетесь? — спросила она.

— Пока еще не знаю, не решил, — ответил я. — Но вроде бы слышал за завтраком, что выписаться можно и позже. — За дополнительную плату, разумеется.

— О, да, конечно, пожалуйста. Номер сегодня свободен, если пожелаете остаться. — О дополнительной плате она не заикнулась, но я знал, что раскошелиться придется.

— Спасибо, — поблагодарил я девушку. — Позже дам знать.

В номере я снял белый пластиковый корсет, долго стоял в душе, пуская то горячую воду, то холодную, смывая грязь и зуд с раздраженной кожи. Помыл волосы новым шампунем, почистил зубы новой щеткой, побрился новеньким лезвием. И когда нехотя влез в пластиковый корсет, прежде чем надеть безупречно чистую новую рубашку и брюки, почувствовал себя значительно лучше. Почти что новым, совсем другим человеком.

Такси вернулось после ленча, и я отправился в Аффингтон, в именье Рэдклиффа. Заранее предупредил по телефону Ларри Клейтона о своем приезде, и, когда прибыл в половине третьего, он уже ждал меня в офисе, сидел, закинув ноги в тех же ковбойских сапожках на стол. Я был у него всего два дня назад, но почему-то казалось, что прошло гораздо больше времени.

— Чем могу? — осведомился он, даже не вставая.

Я протянул ему копию снимка Милли с жеребенком.

— Узнаете кого-нибудь на этой фотографии? Он изучал ее долго и пристально. И, наконец, ответил:

— Нет.

— Жеребенок — это Перешеек. Он снова взглянул на снимок.

— Простите, ничем не могу помочь.

— А когда вы здесь появились? — спросил я.

— В прошлом сентябре.

— Где работали до этого?

— В Чешире, — ответил он. — Управляющим по расфасовке мясных продуктов в Ранкорне.

— Совсем другого рода занятие, — заметил я. — Как вам удалось получить работу у Рэдклиффов?

— Подал заявку и получил, — ответил он. — А что, есть проблемы? — Он снял ноги со стола, выпрямился в кресле.

— Простите. Никаких проблем, — сказал я. — Просто немного странно, перейти от упаковки мяса к уходу за новорожденными жеребятами и беременными кобылами.

— Может, они оценили мое умение управлять людьми, — сказал Ларри, явно раздраженный моими вопросами.

— А кто-нибудь из тех, кто застал рождение Перешейка, здесь сейчас работает? — Я решил начать с другого конца.

— Сомневаюсь, — коротко буркнул он в ответ и вновь водрузил ноги на стол. Жест говорил о том, что время мое истекло.

— Что ж, на всякий случай оставлю вам этот снимок, — сказал я. — И если вдруг кто-нибудь узнает этого человека, передайте, чтоб позвонил мне.

Я протянул ему визитку, подозревая, что не успею выйти из кабинета, как он выкинет ее вместе со снимком в мусорное ведро.

— Так когда, вы говорили, возвращаются Рэдклиффы? — спросил я, уже стоя у двери.

— Открытие Кентуккийского Дерби состоится в Луисвилле завтра, — ответил он, откинувшись на спинку кресла. — Ну а потом приедут, когда-нибудь. — Этот человек демонстрировал явное нежелание помочь.

— Хорошо, — сказал я. — Может, и им покажите снимок? Будьте так добры.

— Может, и покажу, — буркнул он.

У ворот меня ожидало такси, и я попросил водителя отвезти меня обратно в гостиницу. Только напрасно потратил время.

Уже из номера я позвонил Элеонор и спросил ее, стоит ли мне оставаться здесь на ночь или лучше уехать в Оксфорд. Там Артур зарезервировал мне номер с пятницы. И я уже позвонил в гостиницу и узнал, что все мои коробки с материалами благополучно доставлены.

— Я перезвоню, — сказала она.

— У тебя все в порядке? — спросил я. Как-то странно и отстраненно звучал ее голос в трубке, ни намека на желание встретиться.

— Все прекрасно, — ответила она. — Просто сейчас немного занята.

Может, я что-то не так сказал?..

— Так хочешь сегодня пообедать вместе? — спросил я. — Уж вечером-то тебя дергать не станут. — На том конце линии повисла пауза. — Но если вызовут, тогда, конечно, сразу уйдем, — быстро добавил я. Не слишком ли я давлю на нее?

— Джеффри, — серьезно и даже как-то мрачно начала она, — я очень хочу пообедать с тобой, но…

— Да?

— Придется потом вернуться.

— Ничего страшного, — с фальшивым энтузиазмом успокоил ее я. — Почему бы не отобедать в «Фокс энд хаунд», а потом я на такси поеду в Оксфорд, а ты вернешься в Лэмбурн?

— Замечательно, — ответила она, и в голосе ее слышалось облегчение.

— Так ты уверена, что у тебя все в порядке? — снова спросил я.

— Да, честное слово, — ответила она. — Все хорошо.

На том и договорились, и, вешая трубку, я в который уже раз задумался: научатся ли когда-нибудь мужчины понимать женщин?

Мы договорились встретиться в «Фокс энд ха-унд» в восемь вечера. Я заметил этот паб по дороге, на пути к Рэдклиффам. То было желтое оштукатуренное здание на повороте к Аффингтон-Хай-стрит, и приехал я туда загодя, примерно в десять минут восьмого, в такси, куда погрузил оба чемодана.

— Прошу прощенья, сэр, — заметил хозяин заведения, дежуривший на входе, когда я протискивался мимо него на костылях и с двумя чемоданами. — Но при нашем пабе нет гостиницы.

И я объяснил ему, что чуть позже меня заберет другое такси, и тогда он любезно разрешил мне сложить багаж в своей каморке при входе.

— А теперь, — сказал он, когда я уселся на высокий резной табурет у бара, — что будете пить?

— Стаканчик красного, пожалуйста, — ответил я. — «Мерло», если у вас есть.

Он налил мне полный стакан, поставил на деревянную отполированную стойку.

— Я звонил, заказывал обед.

— Мистер Мейсон? — спросил он. Я кивнул. — Столик на двоих? На восемь?

— Да, — ответил я. — Просто приехал немного раньше. — Я оглядел бар. Пустовато, в пятницу вечером я был пока что первым посетителем. — Смотрю, сегодня у вас тихо, — заметил я.

— Позже здесь будет шумно, — ответил он. — Все мои постоянные клиенты скоро подойдут.

Оставалось лишь надеяться, что Ларри Клейтона среди них не будет.

Я достал копию снимка Милли с жеребенком, выложил на стойку.

— Узнаете кого-нибудь из людей на этой фотографии? — спросил я хозяина. И придвинул к нему снимок.

Хозяин заведения долго и внимательно его разглядывал.

— Женщины не знаю, — сказал он. — А вот парень у нее за спиной — это вроде бы Джек Ренсбург.

— Он где-то здесь живет? — спросил я, с трудом сдерживая возбуждение. Вот уж не ожидал, что смогу получить ответ в пабе.

— Раньше жил, — ответил хозяин. — Работал в конюшнях, что на Вулстоун-роуд. Но уже года как два-три его не видели. Уехал.

— А вы хорошо его знали?

— У него что, неприятности? — ответил он вопросом на вопрос.

— Да нет, ничего такого, — усмехнувшись, ответил я.

— Он всю дорогу только и говорил, что о крикете, — сказал хозяин паба. — Выходец из Южной Африки. Играл здесь за местную команду, ну и после матчей они сюда приходили отмечать. Только и знал твердить, что южноафриканцы в крикете на голову выше англичан. Ну, шутил, поддразнивал ребят, короче. В целом, довольно славный парень.

— А вы знаете, почему он уехал? — спросил я.

— Понятия не имею, — ответил он. — Вроде бы собирался в отпуск, а свалил с концами.

— А когда точно свалил, не помните?

Он призадумался, потом покачал головой:

— Нет, вы уж извините, не помню.

Тут появились посетители, и он пошел их обслуживать.

Итак, подумал я, конюха звали Джек Ренсбург, он был южноафриканцем, любил крикет и уехал из Аффингтона года два-три назад. Отправился в отпуск, из которого так и не вернулся. Да молодые люди по всему миру, особенно живущие вдали от родины, только и знают, что уходить в отпуска и никогда из них не возвращаться. Ведущий кочевой образ жизни молодой экспатриант мужского пола не представляет собой ничего такого особенного. Может, девушку встретил и остался с ней, может, вернулся домой к родителям и близким.

Элеонор появилась ровно в восемь, а я в этот момент полусидел на барном табурете и допивал «Мерло», уже второй стаканчик.

Она подошла, чмокнула меня в щеку. Уселась на табурет рядом и заказала бокал белого вина. Ну, что за поцелуй, разочарованно подумал я?..

— Удачный был день? — мрачно спросила она и отпила глоток.

— Ну, в общем, да. Прикупил себе шмоток в Ньюбери, помылся, побрился, словом, привел себя в порядок. И еще, — с улыбкой добавил я, — узнал имя того человека на снимке.

— Ого! — с усмешкой воскликнула она. — Стало быть, мальчик даром времени не терял. — Она улыбнулась, и мне показалось, что солнышко взошло.

— Вот так-то лучше, — заметил я, улыбнувшись ей в ответ. — Ну а ты чем занималась?

— Большую часть дня следила за состоянием двухлетки, которого привезли вчера на операцию. Ну и обсуждала его будущее с владельцем. — Она возвела взор к потолку. — Он бы предпочел, чтоб я усыпила животное, вместо того чтоб спасать.

— Как это? — спросил я.

— Ну, он у него застрахован только на случай смерти. А не против того, чтоб стать бесперспективной лошадкой.

— А он теперь бесперспективная лошадка? — спросил я.

— Может стать после вчерашнего. А возможно, вообще не сможет принимать участия в скачках. Так что выгоднее было бы его усыпить.

— А что, кровотечение в легких часто случается у лошадей?

— Довольно часто, — ответила она. — Но, по статистике, на первом месте ВПЛК. Причем хроническое.

— ВПЛК? — спросил я.

— Прости, — улыбнулась Элеонор. — Это вызванное перенапряжением легочное кровотечение.

Лучше б я не спрашивал.

— У большинства лошадей во время интенсивных физических нагрузок открывается кровотечение в легкие. Но слабенькое, и оно быстро проходит само по себе, без каких-либо вредных последствий для внутренних органов. Легкие у лошадей большие, работают напряженно, иначе они не смогли бы скакать. Скаковой лошади нужно, чтоб в Мышцы подавались огромные объемы кислорода, с тем чтоб бежать быстрей. Сам видел, как они тяжело дышат после финиша. — Она умолкла на секунду-другую, перевести дух. — Во время скачек сами эти физические действия помогают лошадям дышать. Растягивая задние ноги, лошадь помогает тем самым своим легким втягивать воздух и эффективнее выдыхает, когда подбирает ноги к туловищу. Особенно хороший результат достигается в галопе, когда задние ноги движутся ритмично и одновременно, накачивая воздух в легкие, как насосы. Но это, в свою очередь, означает, что воздух, вдыхаемый и выдыхаемый с такой частотой, порой повреждает внутреннюю оболочку легких. Она по определению слишком тонка и хрупка, чтоб пропускать такие объемы кислорода в кровеносную систему,

Я сидел, слушал ее и понимал каждое слово. И Элеонор страшно нравилась мне. Ни разу со дня смерти Анжелы не доводилось мне наслаждаться разговором с умной, образованной и красивой женщиной, с таким жаром описывающей мне нечто сложное, то, что действительно ее интересовало и волновало. А вовсе не потому, что я попросил рассказать ее о чем-то, что нужно мне по делу.

— Так получается, статическое кровотечение гораздо хуже? — спросил я.

— Не обязательно, — ответила Элеонор. — Просто оно чаще приводит к ВПЛК. А лошадей, у которых после скачек замечают кровь в ноздрях, могут не допустить к дальнейшим соревнованиям, а в некоторых странах вообще навсегда отстраняют от скачек. Говорят, что у этих лошадей разрыв кровеносного сосуда, или же они склонны к кровотечениям из носа.

Я часто слышал эти термины на ипподроме.

— Но дело тут не в кровеносных сосудах, — продолжила меж тем она. — И кровь идет не из носа, а из альвеол в легких. В Америке используют специальный препарат, «Лейзикс», он помогает предотвратить подобные явления. Но у нас на скачках его применение запрещено.

Мне хотелось слушать ее дальше. Но тут подошел хозяин паба и спросил, готовы ли мы отобедать. И нам пришлось перейти за столик в углу помещения.

— Расскажи мне о человеке на снимке, — попросила Элеонор.

— Ну, рассказывать особенно нечего, — ответил я. — Имя Джек Ренсбург, он южноафриканец. Какое-то время работал у Рэдклиффов, а потом уехал.

— Куда? — спросила она.

— Этого пока что я еще не выяснил, — ответил я.

— Но он вернется?

— Тоже пока не знаю. Но сомневаюсь. Уехал года два с лишним назад.

— Словом, ни к чему эта ниточка не привела, — заметила Элеонор.

— Да, — согласился я. — И все же попрошу Артура заняться этим, прямо в понедельник. Он обожает сложные задания.

— Артура? — спросила она.

— Да. Он главный секретарь в моем заведении. Знает все на свете, ходит по воде — словом, уникальная личность.

— Да, полезный, судя по всему, человек, — заметила она, но улыбка на ее лице увяла.

— Однажды входит в бар лошадь, — начал я.

— Что? — удивилась Элеонор,

— Входит как-то в бар лошадь, — повторил я. — Бармен и спрашивает ее: «Эй, а чего это у тебя физиономия такая вытянутая? Чем недовольна?»

Она засмеялась.

— Старые анекдоты самые лучшие.

— Так почему физиономия вытянутая? — посмеиваясь, спросил я.

Она перестала хохотать.

— Да ничего, все нормально, — ответила она. — Просто дура я, вот и все.

— Если не секрет, объясни почему.

— Нет, — ответила она шутливо и одновременно серьезно. — Это очень личное.

— Может, я сделал что-то не то?

— Нет, конечно, — ответила она. — Пустяки. Забудь.

— Не могу, — сказал я. — Впервые за семь с лишним лет не чувствую себя виноватым за то, что встречаюсь с другой женщиной. А потом вдруг что-то пошло не так. Ну и я беспокоюсь, может, чем-то обидел, ляпнул что-то лишнее?

— Джеффри, — начала она и взяла меня за руку. — Ничего плохого ты не делал. Ничего подобного, — и она рассмеялась, закинув голову.

— Тогда в чем дело? — не унимался я. Она придвинулась поближе.

— Просто не тот день месяца, — сказала она. — Я так боялась, что ты захочешь переспать со мной, а я не смогу из-за этого.

— О, — смущенно протянул я. — Извини, ради бога.

— Это не болезнь, сам знаешь, — усмехнулась она, а в глазах вновь вспьгхнули веселые искорки. — Все будет в норме, к понедельнику или вторнику.

— О, — произнес я снова. — К понедельнику или вторнику…

— Причем оба эти дня свободны от дежурства, — хихикнула она.

Я не знал, что и ответить на это. Смутился, растерялся.

Но тут к столу подошел хозяин заведения, чем 277 спас меня от смущения. Следом за ним подошел какой-то мужчина.

— Вот он играл с Джеком в крикет, — сказал хозяин. — Может, сумеет чем помочь.

— Огромное вам спасибо, — сказал я. Мужчина пододвинул стул, уселся за наш столик.

— Питер Рич, — представился он. — Слыхал, вы ищете Джека Ренсбурга.

— Да, — сказал я. — Позвольте представиться, Джеффри Мейсон. А это Элеонор.

— А зачем он вам? — осведомился Пит.

— Видите ли, я адвокат. И хотел бы с ним поговорить.

— У него неприятности?

Вот уже второй человек считает, что у Джека Ренсбурга могли быть какие-то неприятности.

— Нет, — ответил я. — Ничего такого. Просто хотел побеседовать с ним.

— Тогда, наверное, дело в наследстве? — спросил он. — Какая-нибудь тетушка оставила ему кучу денег, да?

— Ну, что-то в этом роде, — уклончиво ответил я.

— Да, вот жалость-то. Потому как не знаю, где он сейчас.

— А когда вы последний раз его видели? — спросил я.

— Несколько лет назад, — ответил Пит. — А потом он уехал в отпуск и так и не вернулся.

— Вы знаете, куда он поехал?

— Какое-то экзотическое место, — пробормотал в ответ Пит. Я подумал, что любой населенный пункт за пределами Оксфордшира может казаться ему экзотикой. — На Дальний Восток или что-то в этом роде.

— А вы не можете уточнить, когда именно это было? — спросил я.

— Во время последнего турнира, когда англичане отправились в Южную Африку, — уверенно ответил он. — Помню, мы с ним еще поспорили насчет результата. А он так и не вернулся и деньги не отдал. Я-то ставил на англичан.

— Турнир по крикету? — спросил я.

— Ну да, — ответил он. — Джек был просто помешан на этом крикете. Вообще-то звали его Жак, по-французски, ну, как знаменитого игрока в крикет из ЮАР, Жака Калли. Он страшно этим гордился. А мы называли его просто Джек.

— Что еще вам о нем известно? — спросил я. — Может, у него была здесь семья? Или же он владел домом, автомобилем?..

— Понятия не имею, — ответил он. — Просто он какое-то время жил здесь, ходил в крикетный клуб. Только и знал, что шары катать. Ну и болтал об этом самом крикете как заведенный.

— Что ж, спасибо вам, Пит, — сказал я. — Вы очень помогли.

Но Пит не выказывал ни малейшего намерения встать из-за нашего столика.

— Простите, — только тут я сообразил. — Разрешите угостить вас выпивкой?

— Это было б в самый раз.

Я махнул рукой, подошел хозяин заведения.

— Пожалуйста, принесите Питу выпить, я угощаю, — сказал я. — И себе тоже.

Они вместе отправились к бару, и вскоре Пит уже приветственно поднимал кружку пива, поглядывая в нашу сторону. Я ответил ему кивком и улыбнулся. Элеонор просто со смеху умирала.

— Прекрати, — сказал я ей, изо всех сил сдерживаясь, чтоб не присоединиться к ней. — Ради бога, 279 перестань. — Но на нее, что называется, нашло, и она еще долго хихикала, сгибаясь чуть ли не пополам.

Такси приехало за мной ровно в десять пятнадцать, и я сел в машину и отправился в Оксфорд. Элеонор еще долго махала мне вслед со стоянки перед пабом. Вечер пролетел как один миг, и мне страшно не хотелось уезжать, когда за мной зашел водитель. Но он дожидаться не стал. У него было еще несколько вызовов, кроме моего.

— Теперь или никогда, — строго заметил он.

Меня так и подмывало сказать «никогда», но все равно пришлось бы ждать до понедельника или вторника.

Мы с Элеонор поцеловались на прощанье, крепко, по-настоящему, в губы. Просто какое-то открытие после стольких лет воздержания. Все так и всколыхнулось во мне, и я страшно неохотно забрался на заднее сиденье машины, которая должна была увезти меня от нее в Город Дремлющих Шпилей.[14] И я ехал, пребывая в мечтах о будущем, о быстром наступлении понедельника или вторника.