"Артур Шопенгауэр. О воле в природе" - читать интересную книгу автора

свою главную и основную мысль, тем более что он не мог не знать, как общее
игнорирование работ этого человека ведет к незаслуженному пренебрежению ими,
что легко может быть истолковано, как намерение скрыть их. К тому же, в
собственных интересах г. Брандиса было сослаться на меня, и это
свидетельствовало бы о его уме. Ведь созданное им основное положение его
учения настолько необычно и парадоксально, что вызвало даже удивление его
геттингенского рецензента, который не знает, как с ним быть; и это положение
г. Брандис не обосновал, собственно говоря, доказательством или индукцией и
не установил его отношение ко всему нашему знанию о природе: он просто
высказывает его. Поэтому я и решил, что он пришел к этому благодаря
своеобразному дару предвидения, наподобие того, который позволяет выдающимся
врачам распознавать течение болезни и действовать правильно, не обладая
способностью строго методически определить основы метафизической истины,
хотя и не мог не видеть, насколько его учение противоречит сложившимся
взглядам. Если бы он, думал я, был знаком с моей философией, которая
устанавливает ту же истину в значительно большем объеме, показывает ее
действенность по отношению ко всей природе, обосновывает ее доказательством
и индукцией в связи с учением Канта, из доведения которой до логического
завершения она вышла, - как приятно должно было бы быть ему сослаться на мою
философию и опереться на нее, чтобы не стоять одиноко со своим неслыханным
утверждением, которое только таковым и остается. Эти причины заставили меня
тогда считать несомненным, что г. Брандису действительно не известны мои
работы.
Но с тех пор я ближе познакомился с немецкими учеными и копенгагенскими
академиками, к которым принадлежал г. Брандис, и пришел к убеждению, что он
очень хорошо знал мои работы. Основания к этому я уже изложил в 1844 г. во
втором томе "Мира как воли и представления" (глава 20, с. 263) и не хочу,
поскольку эта тема мало приятна, повторять их здесь; добавлю только, что
впоследствии я получил из верного источника подтверждение того, что г.
Брандис в самом деле знал мою основную работу, что она даже была у него, так
как оказалась в его наследии. - Длительная незаслуженная неизвестность
такого писателя, как я, придает подобным людям смелость присваивать даже его
основные мысли, не ссылаясь на него.
Еще дальше, чем г. Брандис, зашел другой медик: он не только
использовал мысли, но и привел их дословно. Г. Антон Розас, ординарный
профессор Венского университета, дословно списал  507 в первом томе своего
"Руководства по офтальмологии", опубликованного в 1830 г., со страниц 14-16
моей работы 1816 г. "О зрении и цветах", не упоминая при этом моего имени и
вообще никак не проявляя того, что здесь говорит не он, а другой. Уже это в
достаточной степени объясняет, почему он в своих перечнях 21-й работы о
цветах и 40 работ по физиологии глаза, которые дает в  542 и  567,
остерегся назвать мое сочинение; и это было тем более благоразумно, что он
заимствовал из него многое другое, не ссылаясь на меня. Например, то, о чем
в  526 говорится: "некоторые" утверждают, - утверждаю только я. Весь его 
527 взят, хотя и не дословно, со с. 59 и 60 моей работы. То, что в  535 он
прямо приводит как "очевидное", а именно, что желтое составляет 3/4, а
фиолетовое - 1/4 деятельности глаза, ни одному человеку не было когда-либо
"очевидно", пока не сделал это "очевидным" я, и вплоть до сего дня остаемся
лишь немногими понятой и еще меньшим числом людей признанной истиной; а для
того чтобы ее можно было назвать "очевидной", требуется еще кое-что: помимо