"Бернард Шоу. Святая Иоанна" - читать интересную книгу автора

гонениям, в общем таким же, каким подвергли бы сейчас. Переход от сожжения
к повешению или расстрелу можно, конечно, счесть переменой к лучшему.
Переход от тщательного расследования согласно принятому закону к
безответственному и упрощенному военному терроризму можно счесть переменой
к худшему. Но если говорить о терпимости, то суд и казнь в Руане 1431 года
вполне могли бы стать событием наших дней. Так что это и на нашей совести.
Если бы Жанна попала в наши руки, в сегодняшний Лондон, мы проявили бы по
отношению к ней не больше терпимости, чем к мисс Сильвии Пэнкхерст, или к
членам секты "странные люди", или к родителям, не пускающим детей в
начальную школу, или к любым другим лицам, которые преступают черту,
правильно или неправильно проведенную между тем, что терпеть можно и что -
нельзя.


ЖАННУ СУДИЛИ НЕ КАК ПОЛИТИЧЕСКУЮ ПРЕСТУПНИЦУ

Кроме того, процесс Жанны, в отличие от дела Кейсмента, не был
национальным политическим процессом. Суды церковные и инквизиционные (в
случае с Жанной это была комбинация обоих видов) были судами
христианскими, иначе говоря, интернациональными, и судили ее не как
предательницу, а как еретичку, богохульницу, колдунью и идолопоклонницу.
Ее так называемые преступления считались не политическими, совершенными
против Англии или бургундской фракции во Франции, а против Бога и норм
христианской морали. И хотя идея национализма в современном его понимании
была настолько чужда средневековой концепции христианского общества, что
ее вполне могли вменить в вину Жанне как еще один вид ереси, этого,
однако, не сделали, и опрометчиво было бы предполагать, чтобы политическая
пристрастность собрания асессоров-французов обратилась бы решительно в
пользу чужаков (даже если бы те вели себя во Франции с крайней
предупредительностью, а не наоборот) и против француженки, победившей этих
чужаков.
Трагическая сторона процесса заключалась в том, что Жанна, как и
большинство подсудимых, которым предъявлены обвинения более серьезные, чем
простое нарушение десяти заповедей, не понимала, за что ее судят. Она
имела гораздо больше общего с Марком Твеном, нежели с Пьером Кошеном. Ее
преданность Церкви очень отличалась от преданности епископа и, с его точки
зрения, по сути говоря, не выдерживала пристальной критики. Жанна находила
радость в утешениях, которые предлагает Церковь натурам чувствительным;
исповедь и причастие были для нее наслаждением, по сравнению с которым
вульгарные чувственные радости не стоили ничего. Молитва для нее была
чудесной беседой с тремя любимыми святыми. Ее набожность казалась
чрезмерной людям формально благочестивым, для которых религия - всего лишь
обязанность. Но когда Церковь не доставляла ей любимых наслаждений, да еще
требовала принять ее, Церкви, истолкование воли Господней и поступиться
своим, Жанна отказывалась наотрез и давала понять, что, по ее
представлениям, католической является та церковь, во главе которой стоит
папа Иоанна. Могла ли Церковь это терпеть, когда только она уничтожала
Гуса и наблюдала за деятельностью Уиклифа с возрастающим негодованием,
которое привело бы и его на костер, не умри он естественной смертью до
того, как гнев обрушился на него - уже посмертно? А между тем ни Гус, ни