"Леонид Ефимович Шестаков. Всадники (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Ждет Севка и никак не может дождаться письма. Обещал же дядя Степан.
Может, раздумал? Эскадрону-то воевать без Севки - пустяк. А вот ему без
эскадрона... Нет, Севка вернется! Докажет, что боец Снетков не хуже
других. Спасибо, Трофим Крупеня выучил ездить в седле, показал, как
владеть на скаку шашкой.
Опять же и полушубок... Нипочем не стал бы дарить дядя Федор, если бы
знал, чей он. Да и Севка не взял бы, кабы знал. Но он вернет. Это уж
беспременно.
Отворяется по утрам дверь, входит Клава Лебяжина, медицинская сестра.
Поздоровается - и прямиком к печке-буржуйке: за ночь-то выдуло из палаты
тепло.
На Клаве большие растоптанные валенки, а под халатом - крест-накрест
пуховый платок. Из нагрудного кармана торчит сложенная пополам тетрадка.
Растопит печку, начинает разносить градусники.
- Смотри не разбей, кавалерия! - каждое утро предупреждает она
Севку. - Как спал-почивал? Опять эскадрон снился? Не замерз? - Дунет,
округлив рот, - и в воздухе парок. Нахмурит брови, неодобрительно покачает
головой, скажет:
- Не палата - цыганский табор.
Койки и впрямь все разномастные. На одном раненом поверх легкого
одеяла шинель, на другом - стеганая телогрейка, а на Севке - полушубок.
Доктор приказал выдать, когда ударили холода. Рота выздоравливающих
расстелила эту одежу на снегу, опрыскала чем-то пахучим и ветрила два дня
на морозе, чтоб было чисто.
Зато теперь Севке куда как спокойнее. Полушубок-то - вот он. Не надо
вертеться возле каптерки, где хранится обмундирование, заглядывать в дверь
и беспокоиться: вдруг стянули?
Севка в госпитале на особом положении, и опекает его не одна Клава.
Каждый раненый ему если не в отцы годится, то уж в дяди непременно. Одним
словом, не взрослый человек. Во-вторых, Севка не курит и причитающуюся ему
в счет пайка махорку меняет на сахар, а такой человек в любом госпитале на
вес золота. Раненые перессорились было, пока не установили очередь, кому
когда менять.
И, самое главное, он грамотный. По просьбе бойцов пишет письма на
родину. Может под диктовку, а может и сам сочинить.
Поначалу все старались диктовать. Севка, прикусив губу, старательно
излагал бессчетные поклоны семье, родственникам и знакомым, различные
вопросы про скотину, про хомуты и шкворни, советы, как сеять яровые и
озимые. И заканчивал письмо примерно так: "Про меня заботы не имейте,
нахожусь на излечении опосля ранения. Харчи здесь справные, дают курево,
хоть и маловато. Даст бог, вскорости ворочусь - и заживем. Землица-то
теперь наша, крестьянская. Остаюсь ваш муж и отец..."
Но писать под диктовку Севка не любил.
- Ты мне наговори, дядя Семен, - предложил он однажды. - Я сам сложу,
а ты пока покури. Потом припишем, если что.
- А не переврешь? - усомнился Семен Стропилин.
Роясь в памяти и загибая один за другим пальцы, Стропилин добрых
полчаса наказывал Севке, о чем следует написать.
- Поимей совесть, Семен! - не вытерпел бородатый артиллерист Мирон
Горшков. - Ты уж все свои клешнятые пальцы позагибал, а конца не видно.