"Леонид Ефимович Шестаков. Всадники (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Разуваться, что ли, будешь?
Семен смутился, махнул рукой:
- Правда твоя, всего не напишешь!
Подумав, Севка решительно обмакнул перо и начал писать, то надувая
щеки, то втягивая. Раненые расселись на койках поодаль и с уважением
поглядывали на Севку, шепотом переговариваясь.
Писал он долго, а когда закончил и прочитал, восторгу не было конца.
- Все в точности! - дивились бойцы. - Еще и от себя добавил. А до
чего ж кругло сложил, шельмец!
Севка действительно немножко добавил. В письме оказались такие слова:
"Домой меня, детки, пока не ждите. Надо сперва завоевать счастье. Товарищ
Ленин сказал, что теперь уж скоро. Он-то знает, как чему быть".
- Правильные слова! - похвалил Горшков. - Не иначе, будешь ты,
Савостьян, комиссаром. В политике сильно разбираешься.
По утрам доктор обходил госпитальные палаты. Клава Лебяжина шла рядом
и записывала в тетрадку его назначения для раненых. Она докладывала, у
кого какая температура, какой сон, какое настроение.
Суровый, неразговорчивый доктор обычно задавал раненым один и тот же
вопрос: "На что жалуетесь?"
Но жалоб не было. Каждый знал, что если дымили сырые дрова в печке,
если давали жидкие, ненаваристые щи, то это не зависело ни от доктора, ни
от повара.
- Нету наших жалоб, благодарствую. А вот просьбочка имеется, - сказал
как-то полушепотом Мирон Горшков и поманил доктора пальцем, чтобы тот
приблизился.
Доктор присел на койку Горшкова:
- Что за просьбочка?
Мирон вздохнул, соображая, как бы поделикатнее приступить к делу.
Начал вкрадчиво:
- Про мальчонку разговор, про Севку. Заметил я, что на перевязку он
идет, как на смерть, аж в лице меняется. Правда, бодрится, потому что
гордый. А наши глаза не глядят, как дите муки принимает. Ему бы сейчас в
бабки играть, а не боевое ранение залечивать... Пустая вещь - градусник,
мы к нему без внимания. А Севке это первейшая радость. Когда Клавдия
отойдет от койки, он эту штучку потихоньку достанет и ну любоваться: и так
его повернет, и этак - играет, значит, как в игрушку. А просьба такая:
прикажите, чтоб на перевязках фершал присохший бинт от Севкиной раны
всухую с мясом не рвал, а наперед размачивал! Если уж ему так
завлекательно, пусть с меня дерет или вон хоть с Миколы Гужа. А к
мальчонке надо поиметь сердце.
Доктор усмехнулся:
- Завлекательно, говоришь, с мясом рвать? Поди, ругаете медицину
почем зря?
- Случается, - засмущался Мирон. - Ведь рана, она болит. Наш брат за
раной, почитай, как за невестой ухаживает, во всем ей потакает. А фершалу
она - все равно что теща. Одним словом, чужая рана.
- Не чужая! - возразил доктор. - Бинты рвем для заживления. Такой
способ как бы молодит рану, она скорее струпом затягивается. А насчет
Снеткова скажу фельдшеру, надо все-таки считаться.
- Вот и благодарствую! - повеселел Мирон. - Только Снеткову не