"Рудольф Штайнер. Истина и наука" - читать интересную книгу автора

мышление не было в состоянии образовать понятие причинности. Но для того,
чтобы признать в данном случае а за причину, b за действие, необходимо,
чтобы они оба соответствовали тому, что понимается под причиной и действием.
Совершенно так же обстоит дело и с другими категориями мышления.
Здесь будет целесообразно указать в нескольких словах на рассуждения
Юма о понятии причинности. Юм говорит, что понятие причины и действия берут
свое начало исключительно в нашей привычке. Мы часто наблюдаем, что за
определенным событием следует другое, и приучаем себя мыслить оба события в
причинной связи, так что, когда мы замечаем первое, мы ожидаем, что наступит
и второе. Но это понимание исходит из совершенно ошибочного представления о
причинном отношении. Если я встречаю в течение ряда дней, в момент выхода из
ворот моего дома, всегда одного и того же человека, то я, правда, постепенно
привыкну ожидать следования во времени обоих событий; но мне вовсе не придет
в голову констатировать здесь причинную связь между появлением в том же
месте меня и другого человека. Я буду искать для объяснения
непосредственного следования приведенных фактов существенно других частей
содержания мира. Мы определяем причинную связь именно вовсе не по следованию
во времени, а по содержательному значению означенных как причина и действие
частей содержания мира.
Из того, что мышление проявляет лишь формальную деятельность при
осуществлении нашего научного мира, следует, что содержание каждого познания
не может быть твердо установленным a priori до наблюдения (мышление должно
разобраться в данном), но должно без остатка проистекать из последнего. В
этом смысле все наши познания эмпиричны. Но и совершенно непонятно также,
как могло бы быть иначе. Так как кантовские суждения a priori в сущности
вовсе не познания, а только постулаты. Можно говорить в кантовском смысле
всегда только так: чтобы вещь могла стать объектом какого-нибудь возможного
опыта, она должна подчиниться этим законам. Таковы предписания, которые
делают субъект объектом. Но ведь следовало бы полагать, что если на нашу
долю должны выпасть познания о данном, то эти познания должны вытекать не из
субъективности, а из объективности.
Мышление ничего не высказывает a priori о данном, но оно устанавливает
те формы, через положение которых в основу a posteriori выявляется
закономерность явлений.
Ясно, что этот взгляд не может a priori ничего решать о степени
достоверности, которую имеет добытое познавательное суждение. Так как и
достоверность не может быть добыта ни из чего другого, как из самого
данного. Можно возразить на это, что наблюдение никогда не говорит ничего
другого, как только то, что однажды произошла некая связь явлений, а не что
она должна произойти и всегда произойдет в тождественном случае. По и это
допущение ошибочно. Ибо когда я познаю известную связь между частями образа
мира, то она в нашем смысле есть ничто иное, как то, что вытекает из самих
этих частей; она не есть нечто, что я придумываю к этим частям, но нечто,
что существенно принадлежит к ним и что, следовательно, необходимо должно
всегда присутствовать, когда присутствуют они.
Только воззрение, исходящее из того, что всякая научная деятельность
заключается в соединении фактов опыта, на основании вне их лежащих
субъективных правил, может думать, что а и b могут быть соединены сегодня по
одному, завтра по другому закону (Дж. Ст. Милль). Но кто понимает, что
законы природы берут начало из данного и поэтому суть то, "то составляет и