"Борис Самуилович Штейн. Донный лед " - читать интересную книгу автора

расстелил ее под Варькиными ногами. Подумав, снял и клетчатую рубашку - она
была все же чище куртки - и постелил ее сверху.
Варька стонала громко, беспамятно. Сеня устал от неудобной позы и
опустился на колени. Он был в одной вытянутой майке, но холода не
чувствовал. Вдруг Сене показалось, что двигатель "чихнул", и Сеня с ужасом
подумал, что он может заглохнуть и кабина моментально выстудится. Сеня
слегка газанул и прислушался: как будто ничего...
Варька уперлась ногами в стенку кабины, она стонала и тужилась, она
словно дышала криком, а Сеня стоял перед ней на коленях, и пот градом
скатывался с его лица, и он его почему-то не вытирал.
Когда показалась головка, Сеня хотел спросить у Варьки, что ему делать,
но у Варьки глаза были неосмысленные, и Сеня не спросил, потому что
спрашивать было бесполезно, Сеня приготовил ладони, чтобы принять ребенка, и
так стоял на коленях с приготовленными ладонями - полчаса, час или два - он
потерял счет времени. Потом головка как-то сразу вынырнула, показалось
красное сморщенное личико и плечи, и ребенок стал выходить толчками и,
наконец, вышел, вытолкнулся весь, едва не выскочив из Сениных ладоней.
Когда-то где-то Сеня слышал или читал, что ребенка нужно шлепнуть, чтобы он
закричал, память услужливо поднесла ему эту общеизвестную инструкцию, но
Сеня шлепать ребенка побоялся, он положил его на свою клетчатую рубашку и
стал ждать, когда ребенок закричит, и ребенок скоро закричал, и крик его,
хриплый и пронзительный, словно снял какую-то тяжесть с Сениной души.
- Пуповину, - сказала Варька неожиданно ясным голосом, - пуповину
перевяжи.
Сеня засуетился, стал искать, чем перевязать пуповину, под рукой не
оказалось ничего подходящего, разве что кусок изоленты в бардачке, но Варька
изолентой не разрешила.
- Сеня, - простонала она, - оторви у меня от лифчика лямку.
Не без труда Сеня добрался до ее лифчика. К счастью, спереди лямка
застегивалась на пуговицу, и Сеня ее отстегнул. Сзади лямка была
пристрочена, и потребовалось оторвать ее, причем Варьке пришлось
приподняться... Потом Варька приказала ему перегрызть пуповину, и он
перегрыз, потому что иного выхода не было.
Отделив таким варварским способом ребенка от матери, Сеня завернул его,
мокрого, красного, кричащего, в рубаху и ватную куртку, и стал думать, как
бы приспособиться и двигаться дальше, но Варька опять застонала и затужилась
и уперлась ногами в стенку кабины.
- Второй! - ужаснулся Сеня. - Второй на мою голову!
И подумал с холодным отчаянием: "Теперь крышка".
Он стоял на коленях, держа в руках неуклюжий кричащий сверток, и
повторял, тупо уставясь в одну точку:
- Теперь крышка. Теперь крышка.
Но это были не роды. Это отошло детское место, и Варька объяснила Сене:
- Место отошло...
Сеня не чувствовал брезгливости. Наверное, брезгливость самая непрочная
из форм человеческой психики, она первая исчезает перед лицом иных состояний
и ощущений: голода, холода, страха, гнева... И заботы.
Скоро Варька сказала Сене:
- Ехай...
И Сеня поехал.