"Вадим Штепа. RUтопия" - читать интересную книгу автора

Это положение раннего марксизма парадоксальным образом напоминает
"универсального человека" древних традиций! Любопытно, что это
"антиэкономическое" утверждение прозвучало из уст автора, которого,
напротив, принято упрекать в сведении истории к сугубо экономическим и
"классовым" критериям. Известно даже такое апокрифическое высказывание
Маркса, обращенное к тем, кто провозгласил себя его "идеологическими
последователями" и повергшее их в шок: "Я не марксист!"
Марксизм, как известно, всегда подчеркивает сугубую "научность" своего
мировоззрения, противопоставляя его всевозможному "утопизму". Однако в самой
сердцевине марксова учения коренится совершенно утопическая
("трансцендентная", по Мангейму) идея о "скачке из царства необходимости в
царство свободы", порывающая со всеми основами прежнего социального порядка.
Причем этот "скачок" должен быть совершен не с целью замены одного порядка
другим, а как выход вообще из прежних представлений об этом порядке. Иными
словами, чаемый "новый социальный порядок" принципиально не может быть
описан в терминах прежнего. Поэтому у Маркса довольно редки характерные для
других утопистов подробные описания этого будущего общества. Он скорее
апеллирует к интуиции читателя, и с этой точки зрения марксизм действительно
"научен" - но только не в том рациональном понимании "научности", которое
утвердилось с "Эпохи Просвещения", а в более фундаментальном и
парадоксальном смысле - как и воспринимались науки в традиционных
цивилизациях, где "в основе всего лежит интеллектуальная интуиция".[4]
Сакральные науки древних цивилизаций были глубоко осведомлены о
циклическом устройстве мироздания.[5] Частным применением этого принципа
являлось знание о смене исторических эпох как о конце прежнего и начале
нового цикла, между которыми мир словно бы проходит сквозь узкую
апокалиптическую воронку, доступную лишь "избранным". Наиболее известной
религиозной иллюстрацией этого тезиса является миф о Всемирном Потопе и
Ноевом Ковчеге. Марксистскую историософию в этой связи вполне можно счесть
светской экспликацией того же самого мифа. Только роль тесного Ковчега в ней
играет "диктатура пролетариата", которая, по Марксу
составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без
классов.[6]
"Диктатура пролетариата", таким образом, вовсе не является у Маркса
самоцелью. Она лишь кратковременный этап - опасный, рискованный, но
необходимый для полного преодоления прежнего социального порядка, для того,
чтобы освободить место для рождения нового, бесклассового общества.[7] Как
оно будет устроено - Маркс не предсказывает, сосредотачиваясь лишь на том,
что именно необходимо преодолеть в этом "переходе", и из этого, по принципу
"от противного", можно сделать вывод о том, чего за ним более быть не
должно. Так, главной задачей "диктатуры пролетариата" после опыта Парижской
коммуны он ставит:
не передать из одних рук в другие бюрократически-военную
государственную машину, как бывало до сих пор, а сломать ее. (курсив Маркса)
В российской истории, как мы знаем, все случилось с точностью до
наоборот: "диктатура пролетариата" не только не сломала эту машину, но сама
превратилась в ее жесточайшую, невиданную доселе в истории модель. Именно
этот момент знаменует собой проигрыш утопистов идеологам, которые, не успев
взять власть, начинают считать целью ее саму, а не то, ради чего совершалась
революция. Причем порою эта грань между утопистами и идеологами пролегает не