"А.Шубин. Вожди и заговорщики " - читать интересную книгу автора

были готовы броситься в новые сражения с буржуазным перерождением, нэпманами
и поддерживавшими их бюрократами.
Ощущение половинчатости революционных решений и задач, неясной
перспективы, незаконности и временности существующего режима, недовольство
каждого класса - все это накладывалось на ожидание вторжения извне. Ведь
миллионы соотечественников, в том числе отступившие, но не уничтоженные
белогвардейцы, мечтали о реванше, хотели вернуться в Россию при поддержке
капиталистов всего мира. Несмотря на то что в 1922 году в Генуе прошли
переговоры со странами Запада и был заключен договор с Германией, молодая
Республика Советов все же оставалась изгоем мирового сообщества и могла
рассчитывать только на свои силы. Она по-прежнему ощущала себя "осажденной
крепостью".
Однако жизнь понемногу налаживалась. Ибыло видно, что российская
революция явила миру не только разрушительную, но и созидательную мощь. Как
часто бывает в истории, минусы были неотделимы от плюсов.
Модель НЭПа, как казалось, должна была уравновесить разные интересы,
преодолеть образовавшиеся противоречия и вывести страну к решению важнейшей
задачи: создания индустриального общества, регулируемого из единого центра и
равномерно распределяющего общественный продукт,- таким виделся
марксистам-ленинцам социализм.
Среди современных авторов распространено стремление разглядеть сущность
большевизма помимо его идеологического содер-
жания, отмежевать компартию 20-х годов от "идеологической архаики
прошлого века, унаследованной от марксизма"4, приписав партии Ленина
"реальную историческую миссию", которая сводится к индустриальной
модернизации. Например, современный автор С. А. Павлюченков опирается на
традицию историографии большевизма, заложенную П. Н. Милюковым и стремящуюся
игнорировать идеологию этого явления, сводя его к модернизации и сохранению
"самодержавия"5. Желание расчленить в большевизме стремление к модернизации
и марксистскую "архаику" вытекает из демонстративного невнимания к
марксизму, который ориентирован как раз на максимально последовательную
индустриальную модернизацию. Отмежевав партию большевиков от "святоотеческих
первооснов коммунистической идеологии XIX века"6, "можно" без должного
внимания относиться к идеологическим моделям лидеров большевизма, вольно
сводя мотивы их действий к дележу "пирога власти", "позитивному
государственному поведению", "архаичным" стереотипам поведения и чему-то
совсем мистическому вроде "воплощенного и обузданного русско-еврейского духа
революции, который постоянно потрясал своими оковамиБ"7.
Марксизм хотя и предполагает модернизацию, не сводится к ней.
Индустриальная реорганизация - не самоцель для него. СССР стал не просто
индустриальным обществом именно в силу стремления марксистов к преодолению
социальных противоречий. Этим советская модель качественно отличается как от
других моделей индустриального общества, так и от абсолютизма Российской
империи. Речь шла не только о государственной централизации и модернизации,
а о создании еще невиданного общества с максимальной централизацией и
минимальными социальными противоречиями. Этот социальный эксперимент
производился не ради логических построений, а ради преодоления кризиса
спонтанно развивающегося капитализма - вполне реального тупика либеральной
модернизации начала ХХв.
Идеал социалистического и коммунистического общества предполагает