"Бруно Шульц. Коричневые лавки " - читать интересную книгу автора

пахнувший молоком и младенчеством, с нескладной, еще кругловатой, дрожащей
головой, с раскоряченными, точно у крота, лапками и тончайшей мягонькой
шерсткой.
С первого взгляда эта крупица жизни завоевала все восхищение и всю
пылкость мальчишечьей души.
С какого неба столь нежданно свалился сей любимец богов, любезнейший
сердцу, чем самые распрекрасные игрушки? Придет же в голову старым и
чрезвычайно малопривлекательным судомойкам чудесная идея принести из
предместья в совершенно ранний - трансцендентально ранний час - такого вот
щенка в нашу кухню!
Увы. Я был еще отсутствующим, не родившимся из темного лона сна, а
счастье уже состоялось, уже ожидало нас, косолапо лежа на холодном полу
кухни, неоцененное Аделей и домашними. Зачем не разбудили меня раньше!
Блюдечко молока в углу свидетельствовало о материнских побуждениях Адели, но
свидетельствовало, к сожалению, и об ушедших мгновениях, для меня навсегда
утраченных, о радостях воспринятого материнства, в которых я не принимал
участия.
Однако предстояло мне целое будущее. Простор для опытов, экспериментов,
открытий ждал меня! Секрет жизни, главная ее тайна, сведенная к простейшей
этой, удобнейшей и игрушечной форме, открывались неудовлетворенному
любопытству. Было страшно интересно заполучить в собственность эту крупинку
жизни, эту частичку вековечной тайны в облике столь забавном и невиданном,
вызывающем бесконечный интерес и потаенное уважение своей инородностью,
неожиданной транспозицией мотива, бывшего в нас, в форму зверьковую и
отличную от нашей.
Животные! Экземплификации того, что зовется загадкой жизни, предмет
неутоленного любопытства, словно бы созданные затем, чтобы указать человеку
человека, расчленив его богатство и сложность на тысячи калейдоскопных
вариантов, из которых каждый на грани некоего парадоксального рубежа, некоей
чрезмерности, переходящей в крайность. Сердце распахивалось, не отягощенное
хитросплетением эгоистических интересов, коверкающих человеческие отношения,
исполненное симпатии к чужеродным эманациям вековечной жизни и любовного
сопричастного любопытства, каковое всего лишь - замаскированный голод
самопознания.
А щенок был бархатный, теплый и пульсирующий маленьким торопливым
сердцем. У него имелись два мягких лоскутка ушей, голубоватые мутные глазки,
розовая пасть, в которую, абсолютно не опасаясь, можно было сунуть палец,
лапки нежные и невинные, с трогательной розовой бородавочной позади над
стопами на передних. Он залезал лапами в миску с молоком, прожорливый и
нетерпеливый, лакающий питье розовым язычком, чтобы, насытившись, жалобно
поднять маленькую мордочку с каплею молока на шерстке и неуклюже попятиться
из млечной купели.
Передвигаясь, он словно бы нескладно, боком и наискось катился в
неопределенном направлении, по линии несколько пьяной и неотчетливой.
Доминантой настроения его была некая тоже неотчетливая и принципиальная
печаль, сиротство, беспомощность и неспособность заполнить пустоту жизни
между сенсациями еды. Это обнаруживалось в бесплановости и нерешительности
движений, в иррациональных приступах ностальгии с жалобным скулением и
невозможностью найти себе место. Даже в глубинах сна, в котором он
удовлетворял потребность опереться и притулиться, пользуясь для этого