"Бруно Шульц. Коричневые лавки " - читать интересную книгу автора

полагал для себя трусостью. К тому же ненарушимая тишина царила в пышных
помещениях, освещенных притемненным светом неопределенного времени суток.
Сквозь аркады коридора я различил на противоположной стороне обширного
салона большие застекленные двери, ведущие на террасу. Вокруг было так тихо,
что я набрался храбрости. Я не счел риском спуститься по двум ступенькам в
залу, несколькими скачками пересечь большой дорогой ковер и оказаться на
террасе, с которой без труда возможно будет попасть на знакомую мне улицу.
Так я и сделал. Ступивши на паркет салона под большие пальмы,
взметавшиеся из вазонов прямо к потолочным арабескам, я увидел, что нахожусь
уже на территории ничейной, ибо у салона вовсе не было передней стены. Он
оказался чем-то вроде большой лоджии, переходившей посредством нескольких
ступеней прямо на городскую площадь. Получался как бы рукав площади, и
какая-то мебель была выдвинута на мостовую. Я сбежал по этим каменным
ступенькам и очутился на улице.
Созвездия стояли уже перевернутые, все звезды переместились на
противоположную сторону, однако месяцу, зарывшемуся в перины облачков,
которые он подсвечивал незримым присутствием, предстояла, казалось, еще
нескончаемая дорога, и, поглощенный путаным своим небесным церемониалом, он
о рассвете и не помышлял.
На улице чернелись несколько пролеток, колченогих и разболтанных,
схожих с увечными дремлющими крабами или тараканами. Возница склонился с
высоких козел. Лицо его было небольшое, красное и добродушное.- Поехали,
паныч? - спросил он. Пролетка шевельнула всеми вертлюгами и суставами
членистого своего тулова и тронулась на легком ходу.
Но кто в такую ночь доверится капризам непредсказуемого извозчика?
Тарахтенье спиц, громыханье кузова и поднятого верха мешало сговориться
насчет дороги. Он кивал на все со снисходительной небрежностью и что-то
напевал, следуя по городу кружным путем.
Возле какого-то трактира толпились извозчики, дружелюбно подававшие ему
знаки. Он ответил что-то радостное, а затем, не придержав пролетки, бросил
мне на колени вожжи, слез с козел и присоединился к толпе сотоварищей. Конь,
старый умный извозчичий конь оглянулся на шагу и побежал дальше мерной
извозчичьей рысью. Конь, кстати, доверие вызывал - он был явно
сообразительней возницы. Поскольку я не умел править, оставалось положиться
только на него. Мы въехали в улицу предместья, по обе стороны окаймленную
садами. Сады, пока мы ехали, постепенно делались высокоствольными парками, а
те - лесами.
Никогда не забуду сияющей этой поездки в светлейшую из зимних ночей.
Цветная карта небес разрасталась непомерным куполом, на котором громоздились
фантастические материки, океаны и моря, начертанные линиями звездных
водоворотов и струений, сияющими линиями небесной географии. Воздух сделался
легок для дыхания и светился, точно серебряный газ. Пахло фиалками. Из-под
шерстяного, словно белый каракуль, снега глядели трепетные анемоны с искрою
лунного света в изящных своих рюмочках. Лес целый, казалось, был рассвечен
тысячами светилен, звездами, густо роняемыми декабрьским небосводом. Воздух
дышал некоей таинственной весной, неизреченной чистотой снежного и
фиалкового. Мы въехали в холмистую местность. Очертания взгорий, мохнатых
нагими розгами дерев, возносились, как блаженное воздыхание, к небу. Я
увидел на этих благодатных склонах целые толпы путников, сбирающих во мху и
кустарниках упавшие и мокрые от снега звезды. Дорога стала крутой, конь