"Бруно Шульц. Коричневые лавки " - читать интересную книгу автора

омерзения. Нет, чтобы противостоять влечению страшной силы пагубного
обаяния - отец мой, отданный на произвол безумия, все более в него
погружался. Печальные результаты не заставили себя ждать. Незамедлительно
появились первые подозрительные симптомы, ужаснувшие нас и опечалившие.
Поведение отца изменилось. Исступление его и эйфория умерились. В движениях
и мимике сделались заметны признаки нечистой совести. Он стал избегать нас,
целыми днями прячась по углам, в шкафах, под периной. Часто наблюдал я, как
задумчиво разглядывает он свои руки, изучает плотность кожи, ногти, на
которых стали проступать черные пятна, блестящие черные пятна, точь-в-точь
тараканья скорлупа.
Днем он еще как-то сопротивлялся, боролся, но по ночам наваждение
накидывалось неодолимой напастью. Я наблюдал отца глубокой ночью, в свете
свечи, стоявшей на полу. Он тоже находился на полу, обнаженный и меченный
черными точками тотема, перечеркнутый линиями ребер, фантастическим рисунком
просвечивающей наружу анатомии; он стоял на четвереньках, одержимый
фасцинацией отвращения, которое заманивало его в лабиринты путаных своих
ходов. Отец шевелился сложным многочленистым движением странного ритуала, в
котором я с ужасом узнал подражание тараканьей повадке.
С той поры мы от него отреклись. Сходство с тараканом делалось с каждым
днем заметнее - отец превратился в таракана.
Мы начали привыкать к этому, все реже встречая его; целыми неделями
пропадал он где-то на своих тараканьих дорогах. Мы перестали его
распознавать, ибо он совершенно смешался с черным этим зловещим пламенем.
Откуда было знать, ютится ли он в какой-то щели пола, бегает ли ночами по
комнатам, поглощенный тараканьей деятельностью, или, быть может, оказался
среди мертвых насекомых, которых Аделя всякое утро, обнаружив лежащими
брюшком кверху и ощетинившихся ногами, с отвращением сметала на совок и
выбрасывала?
- И все-таки,- сказал я, сбитый с толку,- кондор - это он, я уверен.-
Мать взглянула на меня из-под ресниц: - Не мучай меня, дитя мое, я же тебе
говорила, что отец стал коммивояжером и он в непрестанных разъездах, ты
знаешь, что по ночам иногда он заезжает домой, чтобы спозаранку уехать еще
дальше.
Страшный ветер
В ту долгую и пустую зиму мрак в городе нашем уродился огромным и
стократным урожаем. Слишком долго, как видно, не прибирались на чердаках и в
чуланах, сваливали горшки на горшки и пузырьки на пузырьки, слишком долго
давали расти батареям пустых бутылок.
Там, в обугленных этих, многобалочных лесах чердаков и кровель
заквасилась и стала подходить бродильня мрака. Оттуда берут начало черные
сеймы горшков, митингования болтливые и пустые, невразумительные
пузырькования, бульканья бутылей и бидонов. И вот в некую ночь вздулись
наконец половодьем под гонтовыми пространствами фаланги горшков и бутылок и
поплыли бессчетным скученным скопом на город.
Чердаки, обесчердаченные от чердачности, возникали одни из других и
выбрасывались черными шпалерами, а сквозь просторные их эха пробегали
кавалькады бревен и балок, лансады деревянных козел, упадающих на пихтовые
колена, чтобы, вырвавшись на свободу, наполнить пространства ночи галопом
стропил, шумом обрешетин и стропильных связок.
Тогда изверглись они черными потоками, странствия бочек и бидонов и