"Бруно Шульц. Санатория под клепсидрой" - читать интересную книгу автора

шагал сразу за Америкой Южной, но перед Австралией, и со всеми пел: Осанна!

VIII

Я стал адептом нового евангелия. Подружился с Рудольфом. Я восторгался
им, смутно понимая, что он лишь орудие, что книга предназначена кому-то
другому. Он, пожалуй, мог сойти за ее хранителя. Он каталогизировал,
приклеивал, отклеивал, запирал на ключ в шкаф. По сути, он был печален, как
тот, кому известно, что от него отнимется, меж тем как мне прибудет. Как
тот, кто пришел сделать прямыми стези Господу.

IX

Было довольно поводов счесть, что книга предназначена для меня.
Множество знаков указывало, что как особая миссия, послание и личное
поручение она обращена ко мне. Я почувствовал это хотя бы потому, что никто
не полагал себя ее владельцем. Даже Рудольф, который скорее обслуживал ее.
На самом же деле она была ему чужда. Он выглядел нерадивым и ленивым слугой
на барщине обязанности. Иногда зависть охватывала досадой его сердце. Он
внутренне противился роли ключника сокровищницы, не принадлежавшей ему. Он
ревниво взирал на рефлексы далеких миров, идущие тихой гаммой красок по
моему лицу. Отраженным от моего обличья достигал его далекий отсвет листов,
в которых душа его не имела доли.

X

Я видел однажды фокусника. Он стоял на эстраде, худой, отовсюду видный,
и демонстрировал свой цилиндр, показывая всем его пустое и белое дно.
Надежно таким манером оградив свое искусство от подозрения в обманных
манипуляциях, он начертал палочкой в воздухе хитроумный магический знак и
тотчас же принялся с преувеличенной тщательностью и наглядностью доставать
тросточкой из цилиндра бумажные ленты, цветные ленточки, локтями, саженями,
наконец, километрами. Зал наполнялся цветной этой, шелестящей массой, яснел
от стократного приумножения, от пенившейся и невесомой папиросной бумаги, от
светозарного нагромождения, а он не переставал извлекать нескончаемую
ленточку, невзирая на перепуганные голоса, исполненные восторженного
протеста, экстатические выкрики, спазматические плачи, пока в конце концов
не становилось ясно как день, что ему это ничего не стоит, что он черпает
таковое изобилие не из собственных запасов, что для него попросту отворились
родники неземные, недоступные человеческим меркам и расчетам.
Кое-кто, предрасположенный тогда к восприятию более глубокого смысла
чудес этих, возвращался домой в раздумье и внутреннем ослепленье, до глубины
души потрясенный истиной, которую постиг: Господь есть неисчислимый...

XI

Тут будет уместно провести прямую параллель между Александром Великим и
моей особой. Александр Великий был чувствителен к ароматам стран. Ноздри его
предощущали невероятные возможности. Он был одним из тех спящих, над чьими
лицами простер Господь длань свою, так что они узнаюМГт, чего не знали,