"Джеймс Уиллард Шульц. Моя жизнь среди индейцев" - читать интересную книгу автора

по себе; дрожали ноги и поташнивало. Ни разу я еще не был свидетелем
убийства. Больше того, я даже ни разу еще не видел кулачной драки. Я не мог
забыть ни этого ужасного предсмертного хрипа, ни перекошенного лица и
неподвижных раскрытых глаз мертвеца.
- Ужасно, правда? - заметил я.
- Ну, не знаю, - ответил Ягода, - получил, чего добивался. С этими типами
всегда так бывает. Он первый начал вытаскивать револьвер, но немного
опоздал.
- Что же теперь будет? - спросил я. - Банкомета арестуют? Нас вызовут
свидетелями по делу?
- Кто его арестует? - задал в свою очередь вопрос мой приятель. - Здесь
нет ни полиции, ни каких-либо представителей судебной власти.
- Но как же при таком количестве отчаянной публики, какое, очевидно,
здесь бывает, как вы тут ухитряетесь соблюдать какой-то законный порядок?
- Семью одиннадцать - семьдесят семь, - наставительно ответил Ягода.
- Семью одиннадцать - семьдесят семь, - повторил я машинально, - что это
такое?
- Это Комитет общественного порядка. Точно не известно, кто в него
входит, но можете быть уверенными, что эти люди, представляющие общество,
сторонники закона и порядка. Преступники боятся их больше, чем судов и тюрем
восточных штатов, так как Комитет всегда вешает убийц и разбойников. Кроме
того, не думайте, что люди, которых вы видели за игорными столами у Кено
Билля, отчаянная публика, как вы их назвали. Правда, они здорово играют и
здорово пьют, но в общем это честные, смелые парни с добрым сердцем, готовые
поддержать до конца друга в справедливой борьбе и отдать нуждающемуся свой
последний доллар. Но я вижу, что эта небольшая переделка со стрельбой
расстроила вас. Идемте, я покажу вам кое-что повеселее.
Мы пошли дальше по улице и подошли к довольно большому дому из сырцового
кирпича. Через открытые двери и окна слышались звуки скрипки и гармонии.
Мелодия была из самых веселых, какие мне доводилось слышать. Много раз в
последующие годы я слышал эту мелодию и другие танцевальные мотивы,
исполняемые вместе с ней; эту музыку привезли из-за моря на кораблях
Людовика XV, и из поколения в поколение отцы обучали ей сыновей на слух.
Французы-путешественники исполняли эту музыку по всему беспредельному
течению Миссисипи и Миссури, и наконец она стала народной музыкой
американцев на Дальнем Северо-Западе.
Мы подошли к открытым дверям и заглянули внутрь. "Алло, Ягода, заходи" и
"Bon soir, monsieur Berry, bon soir entrez, entrez" [Добрый вечер, месье
Ягода, добрый вечер, входите, входите (франц.).] кричали нам танцующие. Мы
вошли и уселись на скамью у стены. Все женщины в зале были индианки, как,
впрочем, все женщины в Монтане в те времена, если не считать нескольких
белых веселых девиц на приисках в Хелине и Вирджиния-Сити; но о них лучше не
говорить.
У индианок, как я заметил еще утром, когда видел их на набережной, были
приятные лица и хорошие фигуры; они были высокого роста, платья на них
сидели хорошо, несмотря на отсутствие корсетов; на ногах у них были
мокасины. Эти женщины были совсем не похожи на приземистых, темнокожих
туземных обитательниц восточных лесов, которых я встречал в Штатах. С
первого взгляда можно было видеть, что это гордые, исполненные достоинства
женщины. Но все же они были весело возбуждены, болтали и смеялись, как и