"Станислав Шуляк. Лука" - читать интересную книгу автора

Когда Лука учился в Академии, один раз их повели плавать. Плавали они
себе, плавали, пока из них не утонули двое. Но им объяснили, что те двое
были нерадивыми студентами, и что поэтому, во-первых, им и поделом, а
во-вторых, поэтому даже не стоит разыскивать трупы; и еще они очень сильную
волну пускали при плавании. Правда, этих двоих потом видели, как они пили
пиво в саду возле пристани и были оба так зелены и отпускали такие
непристойные шуточки при всем стечении разнообразного народа, что их
случайный наблюдатель даже признавался, что ему все время хотелось опустить
глаза.
Причиной отчисления Луки из Академии называлась систематическая
неуспеваемость молодого человека, хотя точно известно, что Лука был ничуть
не хуже других в этом, и там, где успевали другие, там успевал и Лука. А
подлинной причиной отчисления было то, что Луку видели однажды, как он ехал
в трамвае с саксофоном под мышкой, и хотя, как точно выяснили, в трамвае
ехал вовсе не Лука, а рабочий одной мебельной фабрики И. Г. Шамарин -
особенный специалист его прославленного саксофонового вибрато - и ехал на
вечернюю репетицию самодеятельного оркестра, где ему была поручена
ответственная партия в одной симфонии Берлиоза, но все же дни пребывания
Луки студентом в Академии были очевидным образом сочтены.
У Луки тогда нашлись и защитники, а его друг Марк так выступил на
собрании с речью, которую присутствующие отметили в конце аплодисментами,
криками "браво", а одна женщина даже бросилась от восторга целовать Марка
(Это именно Марк произвел настоящее расследование, в результате которого
точно выяснилось, что не Лука был с саксофоном, а какой-то рабочий.). В речи
Марка, получилось, больше слушали и любовались больше Марком, чем
сочувствовали Луке; Марк был замечательный красавчик, и вокруг него всегда
увивались женщины, числом не меньше десятка; про Марка говорили, что раньше
он любил женщин, а теперь они наскучили Марку, и что он теперь живет как с
женщиной с одним студентом с младшего курса; ни Иван, ни Лука не верили этим
разговорам, а Феоктист же, наоборот, верил и, бывало, сам рассказывал всем
своим новым знакомым, что один друг его, Марк, в общем-то, хороший человек,
но живет, представьте себе, как с женщиной со студентом младшего курса
Академии.
По существу же речи Марка было холодно замечено, что иным не следовало
бы свои доказанные вины сваливать на каких-то мифических рабочих, а тем
более, использовать в этих целях своих простодушных товарищей или, если и
хитрых, то все равно весьма расположенных к чрезмерному дружескому
заступничеству, и что кое-кому, если за ним самим водятся грешки, не
надлежит брать на себя смелость единолично решать, где правда, а где ложь,
где справедливость, а где неоправданное, рассчитанное злодейство, а особенно
все это вопреки советам нашего уважаемого Декана. (А вот еще иные
возделывают свое дешевое удовлетворение, глумливо топча наши изнуренные
святыни, так было сказано тоже на том небезызвестном собрании.)
После драки кулаками не машут, а у Луки не только не было никаких
претензий к Декану или секретарям Академии, не только не было мысли о
несправедливости, допущенной по отношению к нему, но даже наоборот: он был
уверен, что в его деле как раз и проявила себя самая высокая справедливость:
правда, он не понимал, каким именно образом, но относил это на счет своего
неразумия; хотя он точно знал, что не ездил ни на каком трамвае, но иногда
все же сомневался, что, может быть, все-таки проехал; и тем больше был