"Владимир Николаевич Шустов. Человек не устает жить " - читать интересную книгу автора

три-четыре - дрогнет куцый ствол автомата и, попыхивая дымком, проведет
итоговую черту слева направо, начиная с Аркадия. Лом отскакивал от
промерзшей земли, как от плотной резины, звенел, отбивал руки. Лопаты
беззубо мяли бугристую площадку. Чернявый немчик вовсе осопливел, продрог и
приплясывал, не спуская глаз с Николаевой фуфайки. Фуфайка была старенькая,
но теплая, ворсистая. Обратил на нее внимание и ефрейтор. Пригляделся.
Сказал что-то чернявому, повел головой властно и спрыгнул в яму.
- Снимать! - он потянул Николая за фуфайку.
- Отстань, - сказал Николай, не выпуская лопаты, - отойди.
Аркадий распрямился, кинул быстрый взгляд на ефрейтора, на конвоиров и
опять склонился, только пониже, удобно ухватив обеими руками лом, как
дубину. Михаил, будто собирался в штыковую атаку, изготовил лопату и помалу
придвигался к чернявому.
- Снимать рубашка. Снимать!
- Не хватайся, говорю! - Николай повысил голос. - Убьешь, все тебе
достанется. Или вещь испортить не желаешь? Ничего. Заштопаешь потом. Того
вон сопливого и заставишь. А сейчас - отойди!
Видать, добрым был тот черт, который принес новосельского коменданта
Оберлендера из вояжа по району и внушил ему мысль лично допросить
задержанных как раз в то время, когда обозленные немцы сгрудились над ямой,
нацелив автоматы вниз. Голубоглазый с явным разочарованием выслушал
запыхавшегося дежурного, выругался громко и погнал полураздетых Николая и
Аркадия (над Михаилом властвовал чернявый) бегом по снегу назад к
комендатуре, покрикивая на них с тропы:
- Шнель! Шнель!
И опять знакомый кабинет. Три стула у входа. И опять - "битте".
В ответ на сбивчивые объяснения жандармского офицера Оберлендер
хмурился, метал колючие взгляды на парней. Он был так похож на сову, что,
казалось, серое лицо его покрыто перьями.
- Какие партизаны?! - бросил он офицеру. - Разве они - партизаны?! -
вскочил и стремительно приблизился к задержанным. Оглядел поочередно,
забежал сбоку и громко скомандовал: - Встать!
Они поднялись разом, поднялись пружинисто, четко, как на занятиях по
строевой подготовке. Комендант самодовольно потер ладони, рассмеялся:
- Da haben Sie den Helmuth. Lernen Sie, Karl, selbstдndig zu werden.
Sie sagen - Partisanen. Das ist eine Armee! Ins Lager mit ihnen! Zur Station
und ins Lager!*
______________
* - Вот вам и Гельмут. Учитесь, Карл, самостоятельности. Вы говорите -
партизаны. Армия это! В лагерь их! На станцию и в лагерь! (нем.)

...А может быть, тот добрый черт вовсе и не был добрым, а сделал все со
зла? Может быть, лучше было остаться там, у голой ивы? А то - холодный
пульман, не пульман - склеп! - набитый людьми. В пульмане сыро и темно. Люки
под крышей заколочены досками и светятся пулевыми пробоинами, нанесенными из
автомата не беспорядочно, а по системе - правильными квадратами, решеткой.
На нарах - сладковатый тошнотворный запах гниющих ран. На полу, покрытом
жидкой грязью,- едкий до слез запах мочи. Как только через автоматные
пробоины просочится в вагон утренняя заря, дверь со скрежетом сдвигается на
сторону. Двое из сорока под дулами винтовок идут за суточным рационом -