"П.Шуваев. Не заплывайте за горизонт или Материалы к жизнеописанию одного компромиста (Малодостоверная история в словах)" - читать интересную книгу автора

разговор, и вновь было это Толику неудобно.
- Знаешь, - сказал он, - на что это похоже? На позднеантичные декламации -
Парис произносит речь перед Менелаем...
- Ну да. Г. Помпей Трималхион Меценатиан в плену у пиратов узнает, что цены
на египетское зерно резко упали, а управляющий без господского приказа обокрал
его на три миллиона сестерциев - или на пять?
- И на Капитолийской бирже начался кризис, - согласился Толик.
- Да, - сказал Сашка, - между прочим, я тут на днях кое-что откопал...
Полюбопытствуй, поностальгируй, а я пока кофе сварю. Ты ведь хотел?
И вовсе ведь ни слова Толик не сказал насчет кофе, ну да уж ладно... То, что
Сашка откопал, было, разумеется, машинописью, судя по цвету бумаги и
всевозможнейшим пятнам - старой машинописью. Кто бы это мог быть? Хотя кому тут
водиться, кроме Сашки... Ладно, посмотрим.
Они стояли на холме, и безумная иссиня-алая луна освещала им землю, море и
город. Город был в долине, у подножия холма, и в недрах холма был город - внизу,
у них под ногами. Он спал, шевелился, бормотал и вздрагивал во сне - гигантский
город, славный, величественный и непристойный.
Они стояли и ждали чего-то, хотя им незачем и нечего было ждать, и тяжелые
сверкающие крылья, распластавшиеся над холмом, тоже ждали, и гудели растяжки под
ударами ветра.
- Как песня сирен...
- Да, - ответил он, - как песня сирен.
И не будет спасения тем, кто услышал ее хоть единожды, избранным,
удостоившимся искушения - единственного искушения, которому не стыдно поддаться.
Не будет спасения и не будет забвения, - но никто, кроме них, никто с самого
сотворения мира не слышал этой песни, ни люди, ни даже бессмертные боги. Боги не
нуждаются в крыльях, и боги не имеют крыльев, лишь художники пририсовывают им
хрупкие придатки из перьев и мышц. Но не дано ничего найти имеющим все.
- Блаженны нищие...
- Ты что-то сказал, отец?
- Блаженны нищие, ибо им дано мечтать о несбыточном.
Мечтать о несбыточном и делать невозможное, ибо все, что было возможно,
давным-давно уже взвешено, сочтено и поделено между богами, царями и героями.
Они сильны, они непобедимы и смертны - наверное, даже боги.
- Отец, мы не успели испытать их. А море безгранично...
- Они не откажут. Лети не слишком высоко и помни наш уговор.
- Отец!
- Помни наш уговор. Знаменитого мастера повсюду примут с почетом. А крылья
мы испытаем прямо сейчас.
- Ночью?!
- Ночью. Великий царь не должен видеть.
- Почему?
Он вздрогнул: слишком знаком был голос - слишком знаком и слишком неуместен
здесь и сейчас, среди ночи, наполненной шумом прибоя и песней огромных
серебристых крыльев. Голос означал силу, смерть и власть - справедливую власть,
как утверждали, но все же власть. И хотя теперь в его власти было стать
недосягаемым для любой силы, он на какой-то миг забыл об этом и сказал:
- Приветствую тебя, великий царь.
Царь милостиво кивнул: он не мог позволить себе ответить, не осквернив
бездонную пропасть, отделяющую великого царя от черни.